Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

я ознакомился с его материалами – так сказать, для самообразования. Как-никак оно принадлежит истории.

– Вы составили какое-нибудь собственное мнение?

– Мне помнится, что у меня было несколько гипотез, но ни на одной из них я не остановился: это прекращенное дело представляло для меня лишь теоретический и ретроспективный интерес, так как я мог делать выводы, лишь исходя из рапортов и протоколов.

– А вы не могли бы приехать ко мне домой? Я покажу вам, где это случилось. Позвольте пригласить вас и вашего секретаря на обед.

Разумеется, мы согласились.

Оба окна столовой господина Вантюреля выходили в сад. Когда мы вошли, эти окна оказались слева от нас. Перед нами была большая стена, покрытая чудесными деревянными панелями XVIII века и снабженная двумя встроенными двустворчатыми шкафами, расположенными по обе стороны от камина времен Людовика XVI со старинным зеркалом и трюмо. Справа – снова панели, затем – небольшая дверь. Роскошный стол, освещаемый восхитительной люстрой из чеканной меди, был накрыт на троих. Господин Вантюрель был вдовцом и жил один.

Столовую я описал лишь потому, что именно этот зал некогда был кабинетом покойного господина Феликса Вантюреля, встретившего в нем свой конец. Его племянник и преемник сообщил нам это, пока мы разворачивали салфетки.

– Моя дорогая жена и я, – сказал он, – полностью изменили обычаи этого старого дома. Прежде, во времена моего дяди, эта дверь соединялась с вестибюлем, который стал кухней, а большая двустворчатая открывалась в библиотеку, которая теперь расположена в другом крыле здания.

– И разумеется, – промолвил Жером, – здесь не осталось ничего из обстановки тысяча восемьсот девяносто восьмого года?

– Из мебели – нет. Но обе эти двери, оба окна и тридцать лет тому назад были такими, какими вы видите их сейчас (их лишь выкрасили в другой цвет, вот и все), и это самое важное для того, кто хочет раскрыть убийство моего дяди, поскольку главный вопрос: как убийца вошел и вышел?

Моя тетушка спала в комнате, которая соседствует с той, что находится прямо над этим залом. Она читала в постели, когда около полуночи услышала два выстрела подряд, донесшихся из кабинета дяди. Она поспешно спустилась. Но дядя имел привычку запирать дверь, когда работал ночью. Обе двери не поддались, пришлось их выбить. В каждой с той стороны торчал ключ, – стало быть, они были заперты изнутри, как и предполагалось. Что касается окон, то они тоже были закрыты – плотно закрыты, а ставни задвинуты на засов. Камин? Тогда он был заделан листовым железом поперек трубы изразцовой печи, да и потом, он был столь узким, что через него не пролез бы даже ребенок. Шкафы? Завалены папками. Стены? Толстые, непроницаемые, сверху донизу закрытые в те годы полками, сплошь заставленными картонными коробками и архивными документами. Словом, эта комната представляла собой настоящий запечатанный сосуд. И тем не менее мой сидевший за столом дядя от кого-то получил в лоб пулю, которую обнаружили при вскрытии.

– Одну-единственную, – сказал Жером, призвав на помощь свои воспоминания. – Однако же ваша тетя слышала два выстрела.

– Да, но затем, собравшись с мыслями, она признала, что второй, возможно менее громкий, чем первый, мог быть своего рода эхом этого первого или же звуком хлопнувшей двери. Но проведенный эксперимент свел на нет предположение об эхе, и было неясно, как одна из дверей могла хлопнуть, если обе были заперты на ключ.

– Стреляли практически в упор, не так ли? – спросил Жером. – Что до самого орудия убийства, то преступник унес его с собой во время своего… дьявольского исчезновения?

– Так точно. В отсутствие конкретных улик следствие, вынужденное работать в области логики и психологии, задалось вопросом, кому была выгодна смерть моего дяди. Рассматривалась даже версия самоубийства. Но он был человек сдержанный, простой и справедливый и не имел врагов; ничто не было украдено; самым ценным, что осталось после смерти моего дяди, были его труды; никто впоследствии не заявлял своих прав на наследство. Выходило так, что раз уж убийца не мог ни войти, ни выйти, то никакого убийцы и не было, но так как орудие, причинившее мгновенную смерть, исчезло, то и о суициде говорить было нелепо.

– У вашего дяди не было никаких личных проблем? – спросил Жером, дождавшись, пока прислуживавший за обедом слуга отойдет.

– Ни малейших. На моей свадьбе, которая состоялась немногим ранее, он был одним из самых веселых гостей. Я женился на своей кузине.

– На его дочери?

– Нет. На дочери тети от ее первого брака.

– Вы говорите: «…был одним из самых веселых». И однако же, вы только что описывали его как человека сдержанного.

– Да, это так. Но в тот день он был очень весел. На дознании об этом многие упоминали.

– Этого я не забыл, – сказал Жером.

– Ах! Так вы тоже… – пробормотал господин Вантюрель, бледнея. – Вы тоже… Но тогда… раз уж самоубийство невозможно…

– Полагаю, – заметил Жером, – покойный господин Феликс Вантюрель умел обращаться с молотком, плоскогубцами и отверткой, когда ему доводилось иметь с ними дело…

– Разумеется.

– У него был револьвер?

– Тот единственный, который у него был, он потерял.

– Когда?

– Не знаю. Он сказал мне об этом в день свадьбы, в самом начале.

– Какой калибр?

– Это так и не удалось выяснить. Он и сам, полагаю, этого не знал.

– Вы говорили, что в тысяча восемьсот девяносто восьмом году эту стену до самого потолка закрывали полки. Как ваш дядя добирался до самых верхних?

– Он пользовался небольшой библиотечной лестницей на колесиках.

– Люстры тогда тут не было?

– Нет. Только переносная электрическая лампа, стоявшая на письменном столе.

– И этот письменный стол располагался на том же месте, что и обеденный стол, за которым мы сейчас находимся?

– Да, на том же самом. А я сейчас сижу там, где сидел мой дядя.

– Эта люстра очень тяжелая, – задумчиво произнес Жером. – Он предвидел ее появление. Неплохо потрудился, раз уж она так хорошо держится…

Вернулся слуга. Я и господин Вантюрель, затаив дыхание, смотрели на комиссара с мольбой во взгляде, но тот дождался, пока слуга уйдет, и лишь затем, указав на центр розетки, образовывавшей подвеску с большим крюком, на котором висела люстра, сказал:

– Револьвер там, наверху. Благодаря системе пружин или резинок револьвер подняло туда вместе с отстегнутой подвеской, которую сила отдачи «вернула» наверх, на ее крючки, с тех пор недоступные. Именно этот звук удара госпожа Вантюрель и приняла за второй выстрел.

На следующий день, вскрыв пол верхней комнаты, мы обнаружили револьвер господина Феликса Вантюреля, лежавший в центре розетки и прикрепленный к толстым резинкам, которые от времени уже начали