Читать книгу "Главный финансист Третьего рейха. Признание старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт"

Полный контроль над печатными средствами и злоупотребление ими власть имущими являются величайшим злом, кому бы ни принадлежала эта власть — государственным, партийным группировкам или отдельным капиталистам. В любом разумном законодательстве в сфере прессы должно учитываться даже глухое замалчивание. Право на публикацию и долг публициста должны идти рука об руку.

В феврале 1941 года я снова нанес визит Гитлеру, так как счел своим долгом оповестить его о своем предстоящем втором браке. Когда я собирался покинуть кабинет, он окликнул меня:

— Год назад вы предложили съездить в Америку. Считаете ли вы возможным осуществить сейчас подобное намерение?

— Не думаю, что такая поездка возможна теперь. Поскольку закон о ленд-лизе вступил в силу, полагаю, нет шанса достичь каких-либо положительных результатов для Германии.

Это был последний раз, когда я видел Гитлера.

В начале марта 1941 года я женился вторично. Мы с женой совершили свадебное путешествие в Швейцарию, где встречались и беседовали не только с жившими там немцами, с представителями нашего посольства, но также со швейцарскими друзьями.

Наше свадебное путешествие, происходившее в атмосфере горьких событий того времени, выглядело оазисом. Оно позволило мне забыть о риске, которым угрожал молодой жене мой повторный брак. Ведь в любой момент я подвергался опасности разоблачения как предатель. Однако моя жена была готова к любым неожиданностям.

Отличаясь спокойным, приветливым характером, восприимчивая ко всему прекрасному и духовному, она интересовалась в основном искусством ваяния и архитектурой. К тому же увлекалась аналитикой и философией. Уже взрослой женщиной занялась изучением латыни. Ее способности критика-искусствоведа, знание истории искусства сослужили ей хорошую службу, когда открылся новый Дом искусств в Мюнхене. Она стала его сотрудником, переведясь туда из Национального музея Линденау в Альтенбурге (Тюрингия), где работала ассистентом.

Я познакомился с ней в Мюнхене, где мы встретились на дружеской вечеринке. Подобно многим другим, не знавшим меня лично, она представляла меня жестким, холодным, степенным субъектом и была поражена моим смехом от души и раскованностью в кабаре-шоу.

Меня же привлекли в ней не просто стройная фигура и красивые черты лица, вьющиеся белокурые волосы и голубые глаза, которые могли бы послужить образцом для ангелов в церкви Боденхаузена, но еще больше ее блестящий ум, возвышенная душа, неподдельная общительность и симпатия. Тем не менее прошло некоторое время, прежде чем мы наконец нашли взаимопонимание. У нее было много других поклонников. Она была на тридцать лет моложе меня и вполне устроилась в жизни. Мог ли я привлечь ее к себе, постоянно подвергаясь политическому риску? Наши отношения решили судьба и любовь. Мы не пожалели об этом. Но вместе с моей признательностью этой женщине за подаренное мне счастье позвольте мне выразить хоть толику нашей вечной благодарности женщинам Германии за их заботу о своих мужьях во время войны и в годы послевоенных испытаний.

Смелость перед лицом врага мы справедливо именуем героизмом, но еще больше героизма проявили наши женщины в борьбе с нищетой и нуждой, с унижением и неволей.

На недолгих три года я смог защитить свою жену от тревог и беспокойства. Затем начались ее страдания. При Гитлере меня арестовали с перспективой повесить за измену Родине. Тяжелые обвинения выдвинули против меня на Международном военном трибунале в Нюрнберге. Годами я сидел в заключении по приговорам немецких судов по денацификации, был осужден на восемь лет принудительного труда. Народ Германии поставил меня вне закона по наущению тех, кто не смог делать добро в условиях Веймарской республики, а сейчас снова выплыл на поверхность. Я подвергался серьезным угрозам со стороны коммунистов и социал-демократов. Моя профессиональная честь ставилась под сомнение социал-демократическими властями ганзейского города Гамбурга. Такие удары обрушились на мою молодую жену. Она выдержала их с беспримерной стойкостью, достоинством, бесстрашием и энергией.

Однако во время нашего свадебного путешествия в Швейцарию нас не беспокоили никакие дурные предчувствия. Мы предавались счастливым часам этого времени. С улыбками на лицах мы приветствовали наступление весны в Лугано и бродили по горным тропам Гандрии.

Швейцарские газеты относились к нам дружелюбно и освещали наше пребывание в стране заметками и фотографиями. У меня были дружеские беседы с представителями швейцарского правительства. Это происходило в 1941 году, когда я уже порвал связи с гитлеровским режимом. Я и не подозревал, что через десять лет Швейцария откажет мне во въездной визе на том основании, что я являюсь нежелательным иностранцем. Что изменилось во мне с 1941 года? Гитлер подозревал меня в измене, посадил в тюремную камеру и угрожал смертью, между тем в Нюрнберге союзники по диаметрально противоположным причинам хотели меня повесить за сговор с Гитлером. В течение всего этого десятилетия я оставался тем же самым: изменилось швейцарское правительство.

Во время свадебной поездки у меня состоялась интересная беседа с одним из ведущих швейцарских банкиров по вопросу, который горячо дебатировался в швейцарском правительстве. Во время войны и до описываемого периода Швейцария была кровно заинтересована в крупных поставках товаров в Германию, включая, конечно, военные материалы, извлекая вместе с тем — как и в Первую мировую войну — весьма большие прибыли. Раньше германское правительство платило за эти поставки главным образом наличной валютой, теперь же рейх сам обращался с просьбами к Швейцарии о предоставлении крупного кредита. Вопрос состоял в том, предоставлять такой кредит или ограничиться поставками, оплачиваемыми за наличность. Что я думаю об этом?

Я сказал, что постараюсь ответить на этот вопрос целиком с точки зрения швейцарской экономики. С этой позиции для Швейцарии лучше всего продолжать поставки своих товаров в счет частичного кредита, нежели отказываться от поставок вовсе. Если существенная часть поставок прекратится, это будет означать, помимо прочих неприятностей, значительную безработицу в Швейцарии, которую придется финансировать из государственных средств. Весьма вероятно, что может последовать социальный протест с неприятными последствиями для внутренней политики страны, особенно в военное время, не говоря уже о соображениях внешней политики. Далее, общая сумма кредита не должна быть слишком большой, поскольку Германия осуществляла много ответных поставок в Швейцарию, которые не только покрывали часть кредита, но также по своей природе представляли собой важный фактор швейцарской экономической политики. Я ссылался, в частности, на уголь.

В ходе беседы я напомнил собеседнику, что однажды давал его стране хороший совет по важному экономическому вопросу, которым тогда швейцарское правительство, к сожалению, не воспользовалось. Это было в начале правления Гитлера, незадолго до того, как мы прекратили выплачивать проценты по иностранным долгам. Я предложил, чтобы швейцарское правительство импортировало из Германии достаточное количество угля для полного удовлетворения годовой потребности в нем. Отмечал, что Швейцария слишком зависела от Германии в поставках угля и для нее было бы полезно во время любого экономического и политического кризиса иметь угольные запасы для обеспечения транспорта и промышленных предприятий. Я был бы готов экспортировать достаточное количество угля в Швейцарию в счет таких кредитов. Несмотря на очевидную выгодность этого предложения, швейцарское правительство его не приняло. Оно объясняло отказ тем, что невозможно уговорить швейцарских поставщиков угля пойти всем одновременно на этот шаг.