Читать книгу "Дух геометрии - Алиса Ханцис"

– Что-то не верится мне, что тебя в фирму взяли, – сказала я. – Ну неважно. Спроси отца, даст он мне в своей мастерской поработать?

– Да там всё паутиной заросло, – пробурчал Ленька. – Ладно, забегай. Я в субботу вечером дома буду.

Войдя в квартиру, я тут же уловила непривычный запах, густой и приторный до тошноты. В большой комнате играла восточная музыка, а на кухне натужно сипел чайник, кипящий, судя по всему, давно.

– А я чуть не заснула, – смущенно сказала мама, приподнявшись с подушки. Ноги ее были закутаны старым шерстяным одеялом. – Так успокаивает…

На тумбочке у дивана стояла пустая кружка из-под чая, а рядом – брошюрка по гаданиям Таро. Я сделала музыку потише и открыла форточку. Источник запаха был в шкафу: там, на полке, курилась тонкая коричневая палочка.

– Ты что, с работы отпросилась?

– Да что-то плоховато стало после обеда. Голова…

Я тронула мамин лоб – он был лишь немного теплым со сна. Но выглядела она и впрямь неважно: кожа была бледной, под глазами залегли тени.

– А ты еще палку эту зажгла. Давай я выкину.

– Не надо, хороший запах. И для энергетики полезно…

Я вздохнула. Книжки на маминой тумбочке менялись каждую неделю: хиромантия, тайна имени, толкование снов. К счастью, охладевала она так же быстро, как загоралась.

– Ты бы все-таки сходила к врачу. Слишком часто у тебя голова болит, это плохой сигнал.

– Ох, Ясь, опять ты за свое, – она поморщилась. – У нас просто душно в подвале.

– Ты ж недавно в отпуске была, так же мучалась.

– Не так, – сказала она упрямо, как ребенок. – Что ты меня гонишь вечно к этим мясникам?

– Мама! Ну не все же врачи такие. Один раз ошиблись, ну и что теперь…

Диван скрипнул: она приподнялась на локте и смерила меня едким взглядом.

– «Ну и что»?! Я чуть не умерла из-за них, и ты говоришь «ну и что»?

Я села рядом и притянула к себе ее растрепанную голову. Мне хотелось сейчас подумать о чем-нибудь другом; о том, как завтра утром я прыгну в прохладную воду бассейна, которая сверху кажется голубой; о том, как снова буду делать змея. Но мамино темя, сладко пахнущее импортным шампунем, рождало во мне какой-то болезненный стыд за эти мысли. Чувство было неуклюжим, угловатым, оно тыкало под ребра, и я не знала, как мне устроиться, чтобы его не замечать. Иногда, лежа в постели, я представляла, что меня посылают в далекую экспедицию, куда-нибудь на Камчатку. Я буду измерять движения земной коры, исследовать поствулканические деформации, делать прогнозы землетрясений. А вечерами приходить в свой гостиничный номер и просто читать. В такие моменты мне становилось очень хорошо, но лишь на мгновение: откуда ни возьмись выползал холодный чешуйчатый стыд и жалил, отрезвляя. Видение рассеивалось, всё снова было как всегда.

– Я пойду ужин готовить. Ты отдыхай. Принести тебе чаю?

Утром в субботу солнце еще светило, хотя стало ветрено; а после обеда зарядил дождь и пустился заштриховывать бабье лето – увлеченно, как школьник, чиркающий карандашом в тетрадке наблюдений за природой. Был белый квадратик, стал черный. Не успел подсохнуть мой зонт, распяленный в прихожей, как пришло время собираться снова. Я проверила, выключен ли газ, чмокнула маму, сидевшую перед телевизором, и вышла во двор. Окна глухо желтели сквозь пелену влажных сумерек, бледный асфальтовый круг под фонарем был усеян кожистыми листьями. Ленька жил совсем рядом, в одной из девятиэтажек, однако в последние годы мы редко встречались. Как-то раз, на первом курсе, я подошла к нему во дворе. Он сидел на качелях рядом с высокой блондинкой; траурные вьюнки на ее ажурных чулках оплетали длинные, изящно скрещенные ноги, теряясь в темноте джинсового мини, едва прикрывающего бедра. Все те пять минут, что я разговаривала с Ленькой, болотные глаза блондинки сверлили меня взглядом, в котором было, пожалуй, всё: и гнев, и страх, и презрение. Теперь, встречая Леньку на улице, я делала вид, что не замечаю его.

Я позвонила в домофон – его поставили недавно, в детстве мы бегали друг к другу без всяких замков и кодов. Поднялась пешком на третий этаж, чтобы не ждать лифта. Знакомая дверь была теперь спрятана под грозно-серой, неприступной с виду броней. А вот звонок, как и прежде, переливался птичьей трелью, и в квартире уютно пахло пирогами.

– Ух ты, как видоизменилась! – дядя Володя заулыбался и крикнул в сторону кухни: – Глянь, Ир, какая мадама! Встретил бы – не узнал.

– Да ладно вам, – отмахнулась я, стаскивая ботинки. – Не сто лет ведь прошло.

Я хотела отказаться от чая, но меня усадили за стол чуть ли не насильно и завалили вопросами – об учебе, об отце. В маленьком городе ничего не утаишь.

– Не женскую профессию ты себе выбрала, – Ленькина мама всегда выражалась прямо, и эта ее манера жила в согласии с коренастым телом и простоватым, деревенским лицом. – Но если душа просит, что ж теперь. Главное – людям пользу приносить. А ты отлынивать не будешь, я тебя знаю.

– Ну ладно, мать, – дядя Володя хлопнул по столу ладонью. – Пойдем мы.

Он отпер кладовку – чулан, как называла ее вся семья: непропорционально просторный для малогабаритной «двушки», с деревянными полками, сделанными отцом любовно, на совесть, с верстаком и хорошей лампой на пантографе. В детстве мы мечтали залезть в чулан сами, когда дома никого нет, но без присмотра трогать инструменты строго-настрого запрещалось.

– Показывай, Славка, что ты хотела сделать.

Я протянула ему журнальную страницу и свой тетрадный листок. Объяснила идею. Дядя Володя слушал внимательно, глядя то на меня, то на схемы. Потом забормотал: «Так-так…», стал шарить ладонью по полке, словно припоминая, где что лежит. Ленька не врал: хоть паутины я не заметила, но спертый воздух чулана и пыль праздности – не железная стружка, не сыпучая деревянная труха – говорили о том, что мастерской давно не пользовались. Кем бы Ленька ни был в своей фирме, работу на дом он явно не брал.

– А змей камеру выдержит? – спросил дядя Володя с сомнением. – У тебя какая?

– Я «мыльницу» хочу купить. Я уже знаю, какую надо. Полкило будет, не больше.

– Ну, а как с болтанкой? Надо ж уравновесить как-то… Погоди, если мы крестовину такую сделаем поверх…

Я заглядывала ему через плечо: карандаш уже метался по моему листку, вычерчивая новую схему. Да, это будет правильно. Рамку подвесить за стропы в верхнюю часть леера. А змей нужен большой, ну да это не сложно. Господи, сколько лет назад мы сделали последнего – классе в пятом, кажется? Он был огромный, по плечо мне, и отлично управлялся как на слабом ветру, так и при десяти метрах в секунду. Такой змей поднимет «мыльницу» как пушинку.

– А на кнопку как будешь нажимать? – вмешался Ленька. Все это время он стоял в стороне, прислонившись к дверному косяку. – Гномиков посадишь?

– Там режим есть специальный. Камера сама может снимать, с нужным интервалом.