Читать книгу "Соль и дым - Тару Ссонберг"

«Как ты держишься?» – интересуется он, догадываясь о причине ее беспокойства.

«Как обычно», – пишет она расшатанным почерком и все еще не смотрит на него.

Арлен знает, что ничего не может сделать с ее грустью; первая и последняя его попытка загнала его же в угол.

«Прости. Мне нужно идти».

Он оставляет это на столе перед Макензи и выходит, не дожидаясь, что она его проводит.

Пока он шел к маяку, только гром беспокоил природу острова. Бриз ударил в лицо Арлену, как только его ноги коснулись каменистого берега, прибивая его к скале.

«Приведи. Тогда ты сможешь увидеть их».

Шепот, капли на лице, крик… Потом туман над водой сгущается, вырисовывая силуэты стройной женщины и широкоплечего мужчины. Его воображение пририсовывает рыжую бороду отцу, которую он помнит с детства – единственное, что он знает по фотографиям про него. А воспоминания о матери так свежи, что слезы мешают рассмотреть ее детальнее. Первый же порыв ветра уносит родителей обратно в океан, соленая волна умывает заплаканное лицо Арлена, шепча:

«Ты знаешь цену, Арлен. Ты знаешь все, что тебе нужно. Не медли».

Джодок Коллинз

Бабуля рассказала Джокеру, что у него была сложная форма гриппа. Именно поэтому у него сейчас першит в горле при каждом вдохе. Он провалялся с температурой около сорока больше двух недель. Это объясняет его слабость.

Старушка кормит внука супом, а потом помогает дойти до душа. Джокер садится на край ванны, открутив холодный и горячий краны поровну. Пробует рукой – отлично. Ослабевшими руками стягивает с себя футболку, и в голове мелькает мимолетное видение – тонкие тощие руки Макензи порхают на его груди, снимают с него эту же футболку, гладят лицо и шею. Минуту пытается вспомнить, откуда эта картинка, но ничего больше не приходит на ум. Возможно, он бредил о ее всегда холодных руках.

Джокер садится в ванну, подставляя голову напору воды. Он надеется, что вымоет из мыслей непрошеную картинку, но воспоминания о касаниях ее рук никуда не деваются – Макензи очень настойчиво стягивала с него клочок ненужной ткани, потом гладила его успокаивающе. Но что было «до» и что было «после»? Пустота и тьма – больше ничего его больная память не сохранила.

Смыв с себя запах пота, Джокер переоделся в чистую одежду и позвал бабушку, боясь, что даже если он спустится вниз, то подняться не сможет. Со стаканом сока в руке она уже стояла у его комнаты.

– Как ты себя чувствуешь? Приляг, ты еще слаб, – засуетилась старушка вокруг, толкая парня на подушку и накрывая одеялом.

Взяв стакан и сделав два жадных глотка, Джокер спросил:

– Ба, Мак заходила?

Ему показалось или она переменилась в лице больше обычного? Ее морщины застыли, словно высеченные из мрамора, руки задрожали на мгновенье, но потом она снова взяла себя в руки.

– Да, пару раз. Но ты спал все время.

Джокер не видит признаков лжи. Да и зачем лгать, что она приходила. Он бы поверил больше, если бы она соврала, что Мак не приходила, что ей безразлично.

– Как она? – возможно, он переживал, как она, или переживал, как она без него, что она извелась из-за него. Тогда ему казалось, что лучше бы он ей был безразличен.

– Ничего нового, Джодок, – грубо говорит миссис Коллинз. Еще холоднее добавляет: – Скоро увидишься с ней сам и все узнаешь.

– Спасибо, – говорит он, имея в виду все на свете.

Арлен О'Келли

Он снова запирается в доме, хочет убежать, но бежать некуда. В кирпичное маленькое строение бьются волны, шумят вокруг его стен. Арлен сидит в ворохе своей грязной одежды, закрывая голову руками. Он пытается заглушить голоса, нашептывающие ему ужасные вещи, но они не стихают.

В кармане пиджака на грудь давит твердая обложка – его блокнот. Арлен с трудом убирает руки от головы и достает его. И начинает записывать на бумагу все то, что ему нашептывают, все, что он не может им ответить. Становится легче: он представляет, что ответить им – реально.

За стенами не проливается дождь, буря не охватывает остров в очередном приступе ярости, это лишь волны разбиваются о маяк. В куче своей одежды, с ручкой в руке Арлен засыпает, не в состоянии добраться до кровати в очередной раз.

Его утро начинается с головной боли, пульсирующей в висках, давящей на глаза. Арлен принимает две таблетки обезболивающего и остается дома. Он скрывается в комнате в дальней части дома, чтобы шум волн не так бил по ушам. В кои-то веки Арлен лежит в своей кровати, на мягкой не сбитой подушке, смотрит в белый потолок. Вокруг очень мало вещей – только тумба, светильник на ней, книга «Моби Дик», которую он так и не прочитал. Полупустой стакан в пыли слился с желтыми цветочными обоями. Арлен кладет на тумбу блокнот и ручку, снимает рубашку и расслабляется на белых простынях.

Макензи Кирван

На бумаге снова сами собой рисуются скалистые берега, черные волны, скрывающие в себе страшных созданий глубин океана. Макензи несколько раз бросала это дело, но снова бралась, желая быть услышанной, и снова из-под ее рук ползли загадочные существа с густыми гривами, чешуйчатыми хвостами и адскими голосами…

Она должна сходить к Джокеру, проведать его. Но после случившегося она боялась, что дала его бабушке настоящий повод себя ненавидеть. Черт знает, что они сделали и зачем, словно малые дети, которые впервые узнали о волшебных палочках и хватаются за первую деревяшку. В последнее время жизнь Макензи стала такой трудной. Раньше-то всего нужно было: учиться, рисовать, сидеть дома, ждать до лета Джокера. Но сейчас Джокера ждать не нужно, второй день она может выходить из дому без страха шторма. А ее жизнь превратилась в хаос, ее мысли превратились в хаос, рисунки – тоже. И это постоянное тревожное чувство, что где-то бьют часы, огромные, звучат как гром, время бежит как вода.

Еще только вчера она ребенком пугалась перешептываний бабушки Джокера с ее родителями о происхождении девочки с берега. Она боялась сказок у камина: за ней придут такие, как она, принадлежащие волнам. Когда появлялся Джокер, он всегда хватал девчушку за плечи и говорил, что пойдет за ней – вернуть или погибнуть. Тогда старушка грустно смотрела на внука, глаза нежно блестели, и она замолкала. Родители снисходительно слушали подобные страхи как взрослых, так и детей. Это безразличие мамы и папы Макензи оставило эти сказки в прошлом. Только бабушка Коллинз никогда не забывала: напоминала случайным словом, взглядом. Став старше, Макензи тоже стала посмеиваться над подобными страхами, нервно так посмеиваться… Сегодня она боялась океана. А еще того, что все это вдруг окажется правдой. Вот что приходило с воспоминаниями о детских годах: друг всегда ее защитит. И пусть она и не могла никогда поклясться ему, она тоже его не оставит, что бы ни происходило с миром, даже ее собственным.