Читать книгу "Соль и дым - Тару Ссонберг"

Макензи не могла сидеть и ждать, что Джокер придет к ней сам, когда он валяется без сознания. Запихнув рисунки под кровать, чтобы казалось, будто в комнате порядок, она взяла желтый плащ и вышла.

Девушка остановилась у холма, подняв взгляд на серый домишко. Он будто замер под ее взглядом. Только трава у ног Макензи качалась от еле ощутимого ветра. Собрав всю свою храбрость, которая никогда прежде ей была не нужна, она поднялась и постучала.

Бабушка открыла дверь, даже впустила ее, прошептав:

– Помалкивай об этом.

Макензи сразу поняла, что имела в виду старушка, и поднялась наверх с гулко бьющимся сердцем, готовая убежать в следующую секунду. Она застала Джокера за просмотром какого-то сериала на ноутбуке. Увидев девушку, он закрыл его и улыбнулся до ушей.

Вот он перед ней – живой, как и прежде, улыбается, не дрожит – в сознании. Макензи не знала, во что верить. Еще вчера Джокер умирал, а сейчас улыбается.

Она так рада его видеть, что бросается на шею, сжимая в объятиях до боли.

– Эй, – хрипит Джокер немного слабым голосом, – задушишь меня!

Но прижимает ее к себе так же сильно. Точнее, так сильно, как только может, – слабее, чем обычно.

Отстранившись, Макензи смотрит в лицо Джокера, ища признаки слабости. Только синяки под глазами выдают его болезнь, в остальном – он живой, сияет и смеется. Потом он поднимает руку и касается ее лица: разглаживает напряженное выражение, прогоняет ее плохие мысли, переживания. Его большой палец касается губ Макензи, потом он медленно убирает его.

Вот они сидят друг напротив друга. Джокер сверхъестественным способом читает ее вопросы и отвечает:

– Бабуля сказала, что грипп. – Пауза, следующий вопрос, ответ: – Сейчас все нормально. Чувствую себя хорошо, извини, что заставил волноваться. – Пауза, следующий вопрос, ответ: – Я правда не знаю, что случилось. Ты как?

Макензи опускает голову, смотрит на руки.

– Все из-за меня?

Она не откликается, и Джокер продолжает:

– Почему молчишь? В чем дело?

Джодок Коллинз

Макензи непривычно молчалива, она недоговаривает, он сразу видит это. Джокеру становится плохо от того, что она не может сказать ему всего, от того, что у нее от него есть тайны.

Или это у него есть тайны? Откуда эти воспоминания о нем полуголом, раздетом ее руками?

Но она такая маленькая, хрупкая, сжата в комок, он просто не может испортить этот их хрупкий мир. Не сейчас.

Что с ним стало за время болезни? Ему уже не так легко читать Макензи. Позы ее стали закрытыми. Не смотрит в глаза, сидит дальше обычного. Молчит. В ней что-то изменилось? Не может быть.

Столько вопросов, ни на один нет ответа. Когда он проснулся, ему все стали врать – бабушка, теперь Мак. Он сомневался, что у него был обычный грипп, а теперь он уверен, что было как минимум что-то еще. Вдруг он стал прокаженным, вдруг натворил чего, или с ним что-то творилось… Но Джокер ничего не помнит, и отвечать ему никто не хочет. Ему ненавистна одна мысль, что из простого парня, в жизни которого не было сложностей, он в один день превратился в кого-то с кучей проблем, пробуждение открыло в нем какие-то неизведанные стороны.

– Почему ты молчишь, Мак? – он слышит, как в голосе звучит сталь. – Что, черт побери, здесь происходит?

Девушка шарахается, словно металл голоса бьет ее наотмашь по лицу. Джокер не успевает пожалеть о своем поступке, когда видит ответ от нее. Что-то страшное. Она испугана, но страшно не только ей. А еще она понятия не имеет, что, черт побери, стало с ее миром. Она боится своего лучшего друга, Джокера. Боится, что останется без него. Это два разных страха, переливающихся в ее голубых глазах. Джокер заглядывает глубже – глаза Мак как лед, а еще – как атлантические волны, и они затягивают его туда, откуда не выбраться. В горле першит знакомое чувство. Он узнает это ощущение. Все словно в тумане. И все проходит, как только он отрывается от ее глаз, тяжело дыша. Хочется открыть окно, но бабушка запретила – он только пошел на поправку. Хочется обнять его родную, любимую Мак, но она его боится. А он боится этого нового мира, враждебно настроенного к нему, такому слабому…

– Уходи. То есть… иди домой, – просит Джокер подругу.

Она смотрит на него, не веря собственным ушам. Почему она теперь даже правильно понять его не может?

– Я устал. Скоро сам к тебе забегу.

Джокер тянется руками, желая обнять ее еще раз, вдохнуть блаженную прохладу и бриз с волос Макензи, плевав на ее страхи. Но она просто уходит. Внизу хлопает дверь, а в душе остается дыра размером с Юпитер.

Макензи Кирван

Ветер свистит в ушах, когда она бежит домой. Волосы треплются и застилают обзор, но и так почти ничего не видно из-за влаги на глазах. Ведешь себя как истеричка. Джокер всего лишь устал, хочет побыть один, он слаб. А ты обижаешься.

Вот и ее шаткий домик, без сильных порывов он кажется почти устойчивым и окна не дрожат. Но туда совсем не хочется. Макензи хочет побежать к Арлену, рассказать ему все. Что Джокер очнулся, он помог ему, что бы он ни сделал. Просто увидеть его. Застегнув пальто до подбородка, она поворачивает. Несколько уверенных шагов, затем неуверенных, медленнее, Макензи останавливается.

К маяку. А он на самом краю острова. А там – открытый океан, скалы, волны, холод проникают в горло, в нос, дышать нечем и некем, темнота. Вот где-то там, на самой глубине ее ждет Арлен, к нему не подобраться, не ей.

Вернувшись домой, Макензи рисует все то, чего так боится. Это страшно, ужасно, даже смотреть не хочется, не то что создавать, но завораживает физическая часть – движение запястья, кисти, краски ложатся на плотную бумагу, растекаясь с водой. Пальцы и локти давно в синих и черных пятнах акварели. Отдергивая руку, кисточкой Макензи оставляет след на подбородке и в волосах. Но сейчас она слишком увлечена, чтобы беспокоиться о том, как выглядит.

Мама и папа по привычке ее не тревожат. Нарушать традиции не хочется, но сейчас ей нужна поддержка. После Джокера лучшие друзья Макензи – бумага и краски. Они ее выслушивают, принимают на себя боль, болеют за нее, сохраняя переживания вне девушки. Взяв холст побольше – самый большой, что есть, неразрезанный, – прямо пальцами Макензи наносит силуэт. Глаза – темно-синие сегодня, но голубые обычно, темные серые черточки внутри радужек, зрачки черные, как ночь в бурю. Нос – с горбинкой, чуть вздернутый, красиво дополняющий другие черты. Губы – нижняя пухлая, цвета спелого абрикоса, с тонкими щелочками, верхняя тоньше, красиво ложится на нижнюю губу, всегда темнее из-за освещения, верхний контур четко прорисован белой чертой. Скулы – мягкие, красивые, вызывают доверие к владельцу, обещают улыбку. Прическа – обычная, темные медовые волосы подстрижены, чтобы не мешали, но ничего витиеватого, сейчас немного отросли, прикрывая верхушки аккуратных ушей. Изящная, «лебединая» шея.