Читать книгу "Сплетение судеб - Александр Владимирович Чиненков"

Нет такой суммы, которую король не представил бы ради осуществления наших замыслов. Так как во всех провинциях царицы много недовольных, которые ждут лишь случая, чтобы восстать». В этом же письме содержится инструкция для турок – предпринять удар против русских на Кавказе, чтобы выдвинуться в сторону Кубани для соединения с «армией Пугачёва». Так кто Емелька? Царь воскресший или разбойник и предатель?

Кое-как дождавшись паузы, начавший нервничать председатель комиссии вскочил со своего стула и шёпотом обратился к графу:

– Александр Прокофьевич, довольно. К чему посвящать чернь в такие подробности?

Граф обернулся вполоборота и ответил так же громко, чтобы все его услышали:

– Люди должны знать причины войны и всю её подноготную, чтобы не наступить на те же самые грабли во второй раз! Я хочу, чтобы люди знали, что самозванец вовсе не царь и не герой. Бунт этот затеян вовсе не Пугачёвым, а турками и их союзниками французами, чтобы отвлечь часть армии от войны с Турцией и обеспечить османам победу! Французы не только поставляли самозванцу деньги, но и «подсобляли» морально, как военные советники. Бароны и маркизы, напялив вместо треуголок казачьи папахи, вовсю помогали мутить народ. Даже бывалые, не раз бившие турок генералы не раз терпели поражение от войска бунтовщиков! Невольно возникает вопрос – как это безграмотные казаки планировали столь эффективные военные операции? Контрудары, засады, подкопы? В захваченных войском бунтовщиков городах и крепостицах вешали дворян. Но управление было организовано отменно. Войско постоянно пополнялось «призывниками», заводы отливали пушки. В войске поддерживалась завидная дисциплина. У самозванца даже имелась «военная коллегия»! А вот в руках у меня ещё французская газета…

Александр Прокофьевич и ей помахал над головой.

– Во Франции самозванца называют «маркиз Пугачёв»! Также его называют скрытым дворянином, бывшим пажом при русском дворе, посланным для обучения в Европу! Даже до Петербурга дошли рассылаемые самозванцем «манифесты», составленные не по-мужицки грамотно! Так вот, люди, теперь судите сами, кто есть Емелька Пугачёв и виновны ли дожидающиеся сейчас казни люди!

Граф вернулся на своё место за стол и сел, подперев кулаками подбородок. Он считал, что поступил правильно, высказав «прилюдно» свои мысли. Теперь пусть не все, но многие задумаются о своей дальнейшей жизни.

В центр площади вышел писарь. Он начал громко зачитывать выводы комиссии, в которых перечислялись все совершённые бунтовщиками преступления. Но после яркого выступления графа Артемьева зачитываемые «выводы», больше походящие на приговор, казались какими-то бледными и невыразительными.

Секретная комиссия признала всех опасными бунтовщиками, убийцами и разбойниками, заслуживающими смертной казни. Но её величеству императрице по «её милосердию» было угодно повелеть, чтобы казнили только половину из отловленных в крае бунтовщиков.

Соколова-Хлопушу вывели из толпы и отвели к плахе. Сегодня он один должен быть четвертован. Комиссия решила предать его суровой казни за то, что бывший каторжник и пугачёвский «полковник» являлся крайне опасным и к тому же наиболее закоренелым преступником!

Остальных ожидавших казни узников тщательно рассортировали. Тех, кому виселицу заменили каторгой или поркой, отвели в сторону. Тех, кто остался стоять на месте, ожидала смерть через повешение. Среди них находился и Архип.

Над площадью грянул колокольный звон, загрохотали барабаны. Хлопушу завели на эшафот.

– Прощевай, страдалец наш! – крикнул кто-то из толпы.

Хлопуша поклонился на все четыре стороны и отдался во власть палача.

Совершив казнь, палач оставил своих помощников у эшафота собирать отчленённые от тела конечности Хлопуши, а сам перешёл к виселице.

С колокольни всё гремел похоронный колокол. Багровый туман застилал глаза Архипу. Всё расплывалось в этом тумане, он слышал только неясный шум и глухой рокот, да погребальный колокольный звон. Сердце его холодело, грудь сжималась. Как не силился казак побороть в себе страх, но ноги его предательски дрожали и подгибались колени.

Прощаясь с жизнью, Архип потерял интерес ко всему окружающему. Пытаясь настроиться, чтобы достойно встретить смерть, он пропустил пламенную речь графа Артемьева. В эти минуты он думал о том, что ждёт его за гранью, которую он вот-вот должен будет переступить. В себя он пришёл лишь тогда, когда палач громко выкрикнул его имя.

– Архип Санков! – прогремел над площадью густой бас палача.

Его помощники тут же оказались рядом. Они взяли Архипа под руки и подвели под виселицу и поставили на тумбу.

– Ну вот и всё, бунтовщик, допрыгался, – ухмыльнулся палач, глядя на Архипа сквозь прорези своей чёрной маски и надевая на его голову петлю. – Сейчас проверим слова других бунтовщиков, которые уверяли, что тебе удавалось трижды за один раз избежать смерти на виселице.

– Всё в руках Господа! – ответил Архип, закрывая глаза.

– И в моих тоже, – равнодушно ухмыльнулся палач, занося ногу, чтобы выбить из-под приговорённого тумбу.

Усевшись за стол, граф Артемьев сразу же потерял интерес ко всему происходящему. Он, как и Архип, не слышал шума толпы, криков казнённого Хлопуши и не видел ничего вокруг. Александр Прокофьевич унёсся мыслями в свой дом, где сейчас, под присмотром Баркова, дожидалась его возвращения любимая доченька Машенька.

Представив её ангельское личико, граф улыбнулся. Его истерзанную душу вновь охватила такая жгучая любовь к доченьке, что жутко захотелось прямо сейчас встать со стула и, махнув рукой на правила приличия, поспешить к своей Машеньке.

Анжели зря пророчил, что наводить заново мосты в отношениях с дочерью ему придётся очень долго. Ласка и доброта, которыми Александр Прокофьевич окружил свою дочь, позволили быстро завоевать сердце девочки…

«Когда умерла твоя мама, – рассказывал ей граф, – ты была ещё совсем крошкой. И я решил сам заменить тебе её. Мы жили в имении, а твои няни поили тебя молоком. Молоко было козье и очень густое. Оно показалось тебе таким противным, что тебя стошнило. Но потом молоко тебе понравилось. Ты сосала его через соску. Машенька, моя Машенька! Ты росла красивым и послушным ребёнком! Пухленькая, с большими глазками! Однажды я не нашёл тебя в нашем большом доме. Тебя похитила злая тётка, которая осмелилась называть себя твоей мамой. Я так и не дождался твоего возвращения, после чего начал искать тебя сам…»

– Архип Санков! – прогремел голос палача, заставивший Александра Прокофьевича вздрогнуть и расстаться со своими сладкими воспоминаниями.

Он встряхнул головой, отгоняя от себя полудрёму. Сердце защемило, а душа заныла как от зубной боли. «Санков Архип! – подумал Александр Прокофьевич. – Я ослышался или действительно выкрикнули это имя? Не может быть! Неужели мой сын здесь, в толпе обречённых на смерть кандальников?»

Вскочив со стула, граф не поверил своим глазам. Он увидел молодого казака, стоявшего под виселицей на тумбе и палача, примерявшего ему на шею петлю. Вот палач