Читать книгу "Сплетение судеб - Александр Владимирович Чиненков"

отошёл от приговорённого и занёс ногу, чтобы вышибить тумбу из-под его ног.

– Не сметь! – не своим голосом закричал он. – Не сметь даже пальцем касаться этого человека!

Полный отчаяния крик графа привёл в замешательство всех присутствующих на площади. Толпа умолкла. Палач попятился от виселицы и озадаченно посмотрел на членов комиссии.

– Вы что себе позволяете, Александр Прокофьевич? – спросил председатель, удивлённо глядя на графа. По его вытянувшемуся лицу было видно, что он не ожидал от графа подобной выходки.

Не соизволив дать хоть какие-то объяснения членам комиссии и тем более толпящимся на площади зевакам, Александр Прокофьевич шагнул в сторону виселицы. Четверо солдат из оцепления выбежали наперерез с целью остановить его, но тут же рухнули на землю, натолкнувшись на железные руки Демьяна, которые гигант всего лишь вытянул в стороны.

На глазах как громом поражённой публики граф Артемьев подошёл к приговорённому и помог ему выбраться из петли. Затем он отшвырнул ногой тумбу и обнял ошарашенного Архипа.

– Господи, да он спятил! – прошептал поражённый увиденным губернатор Рейнсдорп, выражая таким образом как своё личное мнение, так и мнения членов комиссии и всех своих подчинённых.

А толпа пришла в движение, и на площади едва не случилась давка.

– Ваше сиятельство?! Ляксандр Прокофьевич? Вы ли это?! – Архип по привычке рухнул перед «барином» на колени. – Но как вы меня признали?

– Признал вот, признал! – улыбнулся граф, беря его под руки и поднимая с колен. – Сейчас пойдём домой, сынок, и ты ещё много чего узнаешь!

– Вы что, эдак шуткуете, Ляксандр Прокофьевич? – обомлел Архип. – Какой же я вам сынок? Я ж крепостной ваш бывший? Архип я, Санков али запамятовали?

– Ничего я не запамятовал, сынок, – сказал дрогнувшим голосом Александр Прокофьевич и смахнул с глаз непрошеную слезу. – Ты Архип, но только не Санков, а Артемьев! Ну, скоро сам обо всём узнаешь! Уходим отсюда…

Эпилог

Тщательно продуманное, проплаченное и снабжённое специалистами-советниками восстание всё-таки потерпело поражение, и основная причина его неудачи вовсе не в отсутствии в те времена «пролетариата», а в неверно выбранной пугачёвцами стратегии.

Ближайшие сподвижники Пугачёва, принявшие его за царя и, очевидно, с самого начала щедро подкупленные им яицкие казаки не желали идти сразу на Москву, как планировал самозванец. Они требовали от «батюшки» вначале совладать с Оренбургом, чтобы губернатор Рейнсдорп оттуда потом не ударил в спину. И застряли на добрых полгода – правительство успело отойти от шока, подтянуть к Волге и Яику силы. А затем спешно заключить Кючук-Кайнарджийский мир с Турцией на не самых выгодных для России условиях – к нам отходил лишь крошечный участок черноморского побережья. Зато можно было обрушиться на мятежников всей мощью «богоподобной Фелицы» (так называли императрицу Екатерину Вторую).

Семнадцатого сентября тысяча семьсот семьдесят третьего года Емельян Пугачёв начал свою войну. Спустя почти год – пятнадцатого сентября тысяча семьсот семьдесят четвёртого года, он был пленён, посажен в железную клетку и вскоре казнён в Москве на Болотной площади. На допросах он показал, что мысль выдать себя за императора Петра Третьего была внушена ему не только старцем раскольников Филаретом, но и старообрядцами из Польши. Правда, потом он от своих показаний почему-то отрёкся. Коварные замыслы «международной закулисы» были до поры до времени сорваны – русофоб Людовик Пятнадцатый вскоре скончался в муках от старости и обжорства, а его преемник – Людовик Шестнадцатый – относился к России уже по-другому, с симпатией. Правда, и он плохо кончил, но это уже другая история, связанная больше со взятием Бастилии, чем с «маркизом Пугачёвым».

Крестьянская война показала, по словам А.С. Пушкина, «необходимость многих перемен». Правительство стало принимать меры по укреплению власти на местах, и прежде всего в Оренбургском крае. Рескриптом Екатерины Второй от первого мая тысяча семьсот семьдесят четвёртого года жители Оренбурга были на два года освобождены от платежа «подушной подати» и получили на нужды городского общества сбор от питейных заведений.

По «высочайшему повелению» от пятнадцатого января тысяча семьсот семьдесят пятого года Яицкое казачье войско за деятельное участие в пугачёвском бунте и «для предания всего случившегося полному забвению» было переименовано в Уральское, река Яик – в Урал и Яицкий городок – в Уральск.

* * *

Удар повторился. Затем произошло кровоизлияние в мозг.

За минувший год из цветущей красавицы Жаклин превратилась в дряхлую старуху. С наступлением быстротечной старости она лишилась и последних остатков разума. Повторившийся удар поразил её мозг, исказил сморщенное, испещрённое морщинами лицо.

Сумасшедшая старуха то часами сидела у зеркала, разглядывая своё дьявольское отражение, то вела себя крайне непристойно. И это делало её объектом насмешек крепостных графа Артемьева. Как только Жаклин выходила из своего домика, то вокруг неё сразу же собиралась толпа детей, которые швыряли в неё комья грязи и палки.

– Ведьма! Ведьма! – кричали ей вслед. – Проклятая грешница. Исчадие ада!

Жаклин действительно была похожа на какое-то сверхъестественное чудовище. Всего лишь год назад красивое лицо сейчас превратилось в отталкивающую злобную маску.

При виде людей глаза Чертовки загорались злобным огнём и с дикой ненавистью смотрели на окружающий мир, который она перестала понимать. Из-под платка, который при ходьбе сползал всегда набок, выглядывал голый череп. Лишь жалкие клочки белых как снег волосинок ещё остались на висках, и они разлетались в разные стороны при малейшем дуновении ветра.

Приставленные к ней графом Артемьевым сиделки едва справлялись с Чертовкой, когда на неё накатывали приступы необузданной ярости. Потеряв разум, она позабыла всё на свете. Но при виде Александра Прокофьевича она начинала выть от страха и пыталась забиться в какой-нибудь дальний угол.

Граф Артемьев из жалости приютил в своём имении сумасшедшую старуху. Он лишь один знал, кто она на самом деле, но даже своему сыну Архипу и своей невестке Анне не открыл он этой своей страшной тайны.

Архип тоже всегда избегал встречи с умалишённой. Но когда их пути-дорожки неожиданно пересекались, в больной голове Жаклин всегда просыпались какие-то непонятные ей воспоминания. Вместе с воспоминаниями в ней пробуждалась и ненасытная порочная страсть.

Увидев Архипа, она кидалась к нему с диким воем, попутно срывая с себя одежду.

А вечерами, когда сиделки запирали её в домике и уходили, Жаклин садилась на кровать, начинала рыдать и вырывать из головы остатки волос.

– Архип, где ты? – хрипела она. – Я же жду тебя, любимый! Приходи скорее, мой рыцарь ненаглядный!

* * *

Архип и Ания решили обвенчаться в Сакмарске. И для этого существовало много причин. Во-первых, Архип хоть и был признан официально графом своим сыном