Читать книгу "Завоевание. Английское королевство Франция, 1417–1450 гг. - Джульет Баркер"

Мэне, прежде чем занял свою нынешнюю должность. Свои юридические и финансовые навыки Молино также давно использовал в собственных интересах, начиная с юридически обязывающего соглашения, которое он заключил (на французском языке) в Арфлёре 12 июля 1421 года со своим английским собратом по оружию, Джоном Винтером, о разделе добычи и инвестировании полученных средств, и заканчивая успешной карьерой в сфере спекуляции недвижимостью в Руане[677]. Ничего из этого не могло быть достигнуто без хорошего знания французского языка и способности говорить на нем.

На самом деле Молино прибегал к извечной уловке английских послов, когда они не хотели уступать: они заявляли, что не понимают французского языка, международного языка дипломатии, и хотели бы, чтобы все велось и записывалось на латыни[678]. Кузино понял эту игру и ответил, что Молино "оправдывается тем, что не говорит хорошо на французском языке, поскольку он не является его родным языком, однако он обладает умом и благоразумием и умеет общаться на французском и латыни так же хорошо, как и сам [Кузино]". Кузино снова потребовал, чтобы Мэн был передан без всяких отговорок, а когда многие из присутствующих, включая бастарда Солсбери и поверенного лорда Фастольфа, добавили свои требования о компенсации к требованиям Молино, он заявил, что не ему толковать приказы Генриха VI или добиваться выполнения его обещаний. Он не мог сделать ничего другого, добавил он, потому что его полномочия как представителя Карла VII закончились в тот же день. Все, что могли сделать англичане, это заявить, что они пошлют за дальнейшими инструкциями к Генриху VI, а Кузино и Гавар уехали из Ле-Мана с пустыми руками[679].

Как и многие другие англо-французские переговоры, конференция уперлась в фундаментальную проблему: ни одна из сторон не верила в то, что другая сделает то, что обещала. Французы считали, что англичане намерены избежать передачи Мэна, так же как англичане были убеждены, что французы не предоставят компенсаций как только достигнут своей цели. Разница была лишь в том, что англичане на конференции враждовали не только с французами, но и с собственным правительством. Генрих VI обещал уступить Мэн и был полон решимости довести дело до конца.

Глава двадцать третья.

Капитуляция Мэна 

23 октября 1447 года Генрих VI написал Мэтью Гофу и Фульку Эйтону, похвалив их усердие в качестве уполномоченных, отправив им приказы об увольнении Осборна Мандфорда и Ричарда Фрогенхалла и призвав их довести свою работу до скорейшего завершения, чтобы его намерение, желание и стремление уступить Мэн было выполнено и его честь не пострадала[680].

Гоф и Эйтон считались странным выбором для такой роли. Ни у одного из них не было дипломатического опыта — но тогда дипломатия и не была тем, чего от них ожидали. Они не были членами Совета Руана, поэтому не обладали политическим влиянием или авторитетом. Оба были людьми, сделавшими себя сами, профессиональными солдатами, сделавшими карьеру во Франции и отличившимися в боях, не в последнюю очередь при взятии Гофом Ле-Мана в 1428 году и хитроумном взятии Эйтоном Лильбонна в 1436 году. Возможно, важнее всего было то, что они пользовались доверием как представителей власти, так и простых солдат. Когда в 1444 году Совету в Руане понадобился кто-то, чтобы вывести безработных солдат из полевые армии в Нормандии на службу Дофину в Эльзасе, он выбрал Гофа, а когда в 1446 году понадобился кто-то, чтобы навести порядок среди солдат, живущих за счет земли, он выбрал Эйтона. Именно их опыт общения с этими потенциально опасными бандами обученных и вооруженных людей, многие из которых были разочарованы и недовольны вынужденным бездельем и внезапной потерей дохода, сделал их пригодными на роль комиссаров по передаче Мэна. Власти, очевидно, ожидали неприятностей от лишенных собственности людей.

Но они не ожидали, что Гоф и Эйтон присоединятся к сопротивлению. Гоф уже имел давние связи с Мэном и сам был владельцем недвижимости в графстве. Ни он, ни Эйтон, судя по всему, не присутствовали на конференции в Ле-Мане, по крайней мере, в официальном качестве, избежав тем самым неприятной ситуации, когда их заставили бы поддержать французских комиссаров против английских землевладельцев. Тем не менее, когда Карл VII решил отправить посольство для отстаивания своих претензий, именно с ними пришлось вести переговоры, поскольку никого из более высокопоставленных лиц в этом районе не было.

Гофу и Эйтону, возможно, повезло, что французское посольство возглавлял Орлеанский бастард, грозная фигура для простых эсквайров, но, тем не менее, сам бывший солдатом, и тем, кто первоначально согласился, что компенсация должна быть выплачена людям лишенным собственности. 30 декабря они согласовали условия, которые признавали трудности, с которыми столкнулись английские уполномоченные. Просьба Гофа об отсрочке была удовлетворена при условии, что он даст гарантию, что Мэн будет передан 15 января 1448 года. Перемирие было продлено на этот период, и как только будет сдан сам Ле-Ман и обеспечена сдача Майен-ла-Жюэз и других мест, вступит в силу недавно согласованное годичное общее перемирие до 1 января 1449 года, даже если Гоф не сможет заставить непокорного Мандфорда уступить Силле-ле-Гийом, Френе-ле-Виконт и Бомон-ле-Виконт. Эти три крепости образовывали треугольник к северу от Ле-Мана на границе с с Нормандией, и Мандфорд, возможно, пытался провести границу по реке Сарта, чтобы включить их в состав герцогства, а не графства.

Соглашение позволяло всем англичанам, желающим уехать, убраться до 15 января, захватив с собой свое движимое имущество, те же, кто желал остаться, могли это сделать. Гоф и Эйтон также заручились обязательством получить письма Карла VII, разрешающие Рене и Карлу Анжуйским заключить перемирие и союз, а также личным обещанием Карла заставить братьев Анжуйских согласиться на статьи договора заключенного с Орлеанским бастардом[681]. Учитывая, как мало у них было возможностей для маневра и то, что они не были дипломатами, Гоф и Эйтон, вероятно, заключили наилучшую сделку, возможную в данных обстоятельствах.

15 января 1448 года наступило и прошло, но Мэн все еще оставался в руках англичан. Еще одна отсрочка до 2 февраля была предоставлена "по просьбе жителей Ле-Мана", но к этому времени Карл VII потерял терпение и решил подкрепить свои требования угрозой применения силы. Узнав, что он "со дня на день соберет большую армию с намерением начать войну", Томас Ху, канцлер Нормандии, написал отчаянное письмо Пьеру де Брезе, коллеге Орлеанского бастарда по недавней делегации в Ле-Ман:

Истинно говорю вам, какие бы слова вам ни были сказаны, или как бы вам ни дали понять Фульк Эйтон, капитан Кодбека, или другие, не сомневайтесь, что обещания, которые были даны и улажены относительно передачи упомянутого города Ле-Мана, будут выполнены и исполнены пункт за пунктом, какой бы ни