Читать книгу "Дочь палача и черный монах - Оливер Петч"

А с другой стороны, с какой женщиной было бы проще?

Через некоторое время деревья расступились, и перед ними открылись поля, за ними зеленой лентой нес свои воды Лех. На холме к ясному зимнему небу тянулись башни и стены Шонгау. Путники прошли в главные ворота мимо двух сонных стражников, и Симон вздохнул с облегчением. Бенедикта шагала рядом, вид у нее был изнуренный. До тех пор пока не прояснится, от чего умер ее брат, она решила остановиться в трактире «У золотой звезды». Симон пытался ее отговорить, но, заметив взгляд женщины, замолчал. Весь ее вид говорил о том, что к возражениям она не привыкла.

Симон мысленно возвратился к подземелью и надписи на гробнице.

Non nobis, Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam…

Откуда же он узнал об этом изречении? Было ли это в университете Ингольштадта? Нет, он прочитал его не так давно. Значит, в Шонгау? Симон знал лишь три места в городе, где, помимо Библии и нескольких крестьянских календарей, имелись другие книги. Первое – это его спальня, а вернее, сундук возле кровати. Там он и так рылся целыми днями. Второе – комнатка в доме палача. В своем шкафу Куизль хранил книги о ядах и травах, а также работы о новейших способах лечения. И, наконец, третье – жарко натопленная библиотека дворянина и книголюба Якоба Шреефогля. С ним лекарь сдружился год назад, когда начались убийства детей. Тогда он спас приемную дочь дворянина.

Шреефогль… Библиотека…

В голове у Симона словно колокол загудел.

Не дожидаясь женщин, он бросился бегом от ворот, так что дремавшие стражники испуганно вздрогнули.

– Симон, ты куда? – крикнула ему вслед Магдалена.

– Нужно… кое-что уладить, – на бегу выпалил лекарь и скрылся за ближайшим поворотом.

– И часто с ним так? – спросила шедшая рядом Бенедикта.

Дочь палача пожала плечами:

– Лучше у него самого спросите. Мне иногда кажется, что я его вообще вчера только узнала.

Симон промчался по Монетной улице и мимо ратуши. На площади позади нее высились роскошные трехэтажные дома местной знати. По великолепным балюстрадам, лепнине и цветистой росписи на стенах можно было судить о благосостоянии их владельцев. Город хоть и испытал на себе все тяготы Большой войны, но советникам удалось уберечь его до нынешних времен. Вражеские армии сровняли с землей все селения в предместьях Леха, но шведам заплатили огромную дань, и Шонгау почти не тронули. И дома на рыночной площади сохранили в себе частичку величия прошлых столетий, когда Шонгау был могущественным торговым городом. Лишь потрескавшаяся штукатурка да облупившаяся и выцветшая местами краска давали понять, что город на реке переживал теперь не лучшие времена. Настоящую жизнь следовало искать где-нибудь во Франции, Нидерландах, может быть, в Мюнхене и Аугсбурге – но уж точно не в баварской глуши в предгорьях Альп.

Темнеть еще даже не начинало, однако улицы города словно вымерли. Жители заперлись по домам и грелись возле кухонных очагов или каминов в гостиных. В застекленных окнах мерцали свечи или масляные светильники. Симон свернул налево к трехэтажному дому Шреефоглей. Как только появлялась возможность, он всегда посещал любовно собранную библиотеку дворянина. Сейчас лекарь был уверен, что надпись, которую они нашли в крипте, он вычитал в его книгах. Фраза, должно быть, запомнилась ему, когда он зачитывался очередным творением.

Стучать пришлось дважды, ему открыла служанка Агнесс и приветствовала коротким кивком. За ее спиной кто-то завизжал от радости. Это Клара Шреефогль неслась к лекарю с распростертыми объятиями. После тех событий, что им пришлось пережить прошлой весной, десятилетняя сиротка, которую Шреефогли приняли под свою опеку, считала Симона названым дядей. Теперь она скакала вокруг него и хватала маленькими ручками за сюртук.

– Дядя Симон, принес ты мне что-нибудь с рынка? – кричала она. – Сушеные сливы, медовых конфет? Принес?

Симон со смехом высвободился из ее хватки. Каждый раз, когда он наведывался к Якобу Шреефоглю и в его библиотеку, он навещал заодно и Клару. При этом обычно приносил ей небольшой подарок: волчок, деревянную куколку или запеченные в меду фрукты.

– Ты как репей! Знала ты об этом? Да к тому же сладкоежка! – Он ласково погладил ее по волосам. – Нет, сегодня я ничего не принес. Сбегай на кухню, может, у кухарки найдется для тебя сушеных яблок.

Клара надулась и убежала. С витой лестницы, ведущей в верхние комнаты, донеслись шаги. Навстречу Симону спускался Якоб Шреефогль в халате и домашних туфлях. Вокруг шеи он обмотал шарф. Советник был бледен и временами кашлял. Но, когда он увидел лекаря, лицо его просияло.

– Симон! Как я рад вас видеть! – воскликнул он с лестницы и распростер руки. – В такой собачий холод радуешься любому, кто появится в этих четырех стенах и поможет развеять тоску.

– Вид у вас такой, что вам бы прилечь да хорошего врача позвать, – обеспокоенно заметил Симон. – По случаю один такой сюда и явился. Быть может, вам… – Он полез в сумку, которую таскал за собой с самого утра, но Шреефогль отмахнулся.

– Пустяки, обыкновенный насморк. Полгорода сейчас болеет хуже моего. Остается лишь надеяться, что Господь убережет детей. – Он подмигнул лекарю. – Но все равно не поверю, что вы пришли, только чтобы меня проведать. Идемте в библиотеку. Там жарко натоплено, и, если повезет, еще осталось немного этого дьявольского отвара.

Симон последовал за ним наверх, возможность выпить чашку горячего кофе придала ему прыти. Якоб Шреефогль впервые изведал вкус этого новомодного напитка не без участия лекаря. В первый раз Симон купил коричневые зерна у арабского купца около двух лет назад и с тех пор жить не мог без кофе. А вот теперь заразил этой страстью и молодого дворянина. Вместе они устраивали в его библиотеке целые кофейные вакханалии и после третьего котелка могли взяться даже за скучнейшие работы таких богословов, как Иоанн Дамаскин или Петр Ломбардский.

Симон вошел в библиотеку и огляделся вокруг. В углу пылала небольшая чугунная печка, вдоль обшитых досками стен высились полки вишневого дерева. На них плотными рядами стояли книги. Якоб Шреефогль был человеком зажиточным. Стараниями его отца их обычная гончарная мастерская стала теперь лучшим в регионе предприятием по производству керамики. После смерти отца Шреефогль-младший немалую часть сбережений вкладывал в угоду своему большому пристрастию – коллекционированию книг. И делился этой коллекцией с лекарем.

Дворянин предложил ему сесть и наполнил чашки дымящимся кофе. Шреефогль отличался высоким ростом, и, как у всех его предков, у него был острый с горбинкой нос, который теперь чуть ли не окунался в чашку. Пока пили кофе, Симон расспрашивал, как прошло сегодняшнее собрание совета. Он знал, что на повестке дня стояли очень важные вопросы.

– Ну что? Решили, как быть с этой шайкой головорезов?

Молодой советник серьезно кивнул:

– Мы снарядим отряд и отправим его на поиски разбойников.