Читать книгу "Волчонок - Генри Лайон Олди"

— Достаточно. К тому времени я позабочусь, чтобы мой сын обзавелся свежими, более энергоемкими рабами. На курсах молодых отцов меня предупреждали об этом…

Юлий не был молодым отцом. Младенец Марк, первенец четы Тумидусов, родился поздним ребенком. В остальном Юлий, главный инженер 4-го окружного энергокомплекса, куда входила и 2-я городская станция, сказал правду. Мужчина-помпилианец и без курсов отлично знал, что своего первого раба ребенок отрывает у матери во время родов. В утробе дитя воспринимает себя и мать как единый организм, а рабов матери — как своих собственных. Клеймо плода — итог эволюции помпилианской расы, пси-орган, дающий возможность превращать свободных людей в рабов, в безвольный придаток хозяина, — дремлет, подавленное материнским клеймом. Если беременная женщина страдала тяжелыми неврозами или была психически неуравновешенна, случалось даже, что клеймо матери целиком поглощало клеймо плода и ребенок рождался рабом. К счастью, такие чудовищные отклонения были редкостью. Наблюдение опытных врачей за течением беременности позволяло предвосхитить трагедию и заранее принять необходимые меры. В обычной ситуации при отсечении пуповины — разрыве прямого контакта с матерью — младенец в состоянии стресса, нуждаясь в рабах, как в воздухе или питании, хватался за тех рабов, что принадлежали матери, и отрывал одного, присваивая его себе. Процесс этот был болезненным для роженицы, но не слишком. Главное, что мать сразу определяла, какого именно раба присвоил себе ее малыш.

Первый вдох, первый рывок клейма. Это называлось «хватательный альфа-рефлекс». Для помпилианца — естественный, как рефлексы вздрагивания, зевания или кашля.

Слабый, испуганный ребенок хватался за слабого раба. Ресурс добычи, как правило, был исчерпан на семьдесят−девяносто процентов. Запасы внутренней свободы, перерабатываемые на станциях Великой Помпилии в энергию, у «детских» рабов не могли быть велики — иначе младенец с едва проснувшимся, вышедшим из-под материнской опеки клеймом не справился бы с объектом захвата. По мере взросления сына или дочери родители приводили к детям более энергоемких рабов — тренируя юные клейма, выводя их на полную мощность.

Приводить к подросткам свободных, не знавших рабства людей начинали с тринадцати лет. Иногда раньше, если на то были рекомендации врачей и психологов.

— Дежурный прав, дорогой, — вмешалась Валерия. — Доктор Целия сказала мне, что клеймо нашего сына чуточку недоразвито. Нет повода для беспокойства, сказала она. Большинство сильных клейм в начале жизни проявляет себя точно так же. Доктор Целия рекомендует провести повторный захват, выбрав раба с ресурсом в районе семидесяти — семидесяти пяти процентов. Это стимулирует…

— Я понял, — перебил жену Юлий. Ему не понравилось, что Валерия вслух признала правоту дежурного, а значит, ошибку Юлия. — Когда можно провести повторный захват? Так, чтобы не повредить тебе и нашему Марку?

— Доктор Целия говорит, когда угодно. Как только раб будет здесь, она придет контролировать захват. Доктор Целия — опытный врач, я в ней уверена.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Отлично.

— А наш сын?

— Спит. Он такой милый, когда спит!

— Может, лучше провести повторный захват, когда он проснется?

— Доктор Целия сказала, что это непринципиально. Поступай как знаешь, дорогой.

— Хорошо.

Юлий повернулся к сфере. Голова дежурного была повернута к нему затылком. Тарелка грибного супа с тефтелями занимала дежурного много больше, чем проблемы новорожденного Марка Кая Тумидуса.

— Я выведу наружу своего раба номер тридцать пять! — раздраженно бросил Юлий. Его всегда раздражало, когда кто-то ел в его присутствии. То, что дежурный находился на другом конце города, ничего не меняло. — Предупредите, чтобы его выпустили без проблем. Какой у тридцать пятого ресурс? По-моему, семьдесят два процента…

— Семьдесят один с половиной, — уточнил дежурный, скосив глаз на уником. Речь его была невнятной из-за набитого рта. — Не беспокойтесь, я распоряжусь. Я могу закончить обед?

— Приятного аппетита. Благодарю за содействие.

И Юлий отключился.

— Таким тоном, — вмешался Луций, помахивая наполовину опустевшей флягой, — желают сдохнуть от пищевого отравления. Надеюсь, у него крепкий желудок. Юлий, сын мой, не нервничай по пустякам. Валерия, солнышко, как он сделал тебе сына, этот зануда?

— Сделал, и неплохо, — засмеялась Валерия.

Далеко отсюда, на минус девятом этаже 2-й городской энергостанции, человек с пустыми глазами убрал руки от контактных пластин трансформатора. На рукаве его серой робы была нашита желтая полоска с номером «35». Под номером располагалась надпись: «Принадл. Ю. С. Тумидусу». Человек с пустыми глазами вышел из зала, где сидели полторы сотни таких же, как он, миновал длинный коридор и вызвал лифт. Поднявшись на нулевой этаж, он подошел к дверям, ведущим на улицу, и замер. Луч сканера мазнул по нашивке: миг — и двери открылись. Дежурный не соврал — суп с тефтелями не помешал ему отдать распоряжение на вахту. Человек с пустыми глазами прошел на стоянку аэротакси и сел в свободную машину.

«Принадлежу Юлию Сергию Тумидусу, — голосом блеклым, как небо над голыми, облетевшими деревьями, сказал он. — Следую в Родильный дворец номер один Управления здравоохранения Юго-Восточного админ-округа. Оплата рейса по безналичному расчету. Номер кредитной карты „Romul“: 3498-75А-740Е9-31. Спасибо, у меня все».

Шофер не обернулся. Такси взмыло в воздух, сделало круг над комплексом и умчалось на юго-восток. Через восемнадцать минут в банке «ИнтерКассий» со счета Юлия Тумидуса было снято три сестерция и два асса в пользу транспортной компании «Ветерок».

— Ты пошляк, отец, — сказал Юлий, нимало не заботясь оплатой такси и человеком с пустыми глазами. Пси-поводок, с помощью которого он управлял рабом номер тридцать пять, действовал рефлекторно, не нуждаясь в сознательном участии хозяина. — Мне больше нравилось, когда ты работал наездником. Почему ты перешел в клоуны? Ты мог остаться руководителем группы…

— Возраст, — отмахнулся Луций. — Проклятые годы.

— А для клоуна ты что, молод?

— Пока я клоун, я молод. Хочешь, я забабахаю тебе братика?

— Мама умерла три года назад, — сухо ответил Юлий.

— Есть куча юных курочек, готовых приласкать старого клоуна. Это нос у меня накладной. А все остальное — натуральное. Если бы не моя врожденная порядочность, я бы давно отбил у тебя жену. Не так ли, Валерия?

Юлий с осуждением взглянул на отца. Он был уверен, что отец нарочно злит его. Дразнит, выводит из равновесия. По природе не склонный к сильным чувствам, Юлий не замечал, что прячет Луций за клоунской маской. Возраст? Луций Тумидус перешел из наездников в клоуны сразу после того, как узнал о болезни жены и услышал от врачей: «Безнадежно…» С другой стороны, даже сопоставь Юлий эти факты, он все равно не понял бы поступка отца и не увидел бы в нем ни малейшего смысла.