Читать книгу "Дикари Ойкумены. Книга III. Вожак - Генри Лайон Олди"

«Вся наша жизнь – приказы и подчинение. Даже когда мы полагаем, что руководствуемся исключительно порывом души – мы в плену самообмана. Желудок прикажет, и сломя голову несешься в сортир. Или терпишь до последнего, не в силах оторваться от увлекательной игры. Приказы явные и скрытые, простые и сложные, моральные и преступные. Подчинение добровольное и насильственное, полное и частичное, осознанное и неосознанное.

Миллион градаций, оттенков, нюансов.

В этом плане приказы богаче смыслами, чем философский трактат. В этом ключе подчинение разнообразнее всех соблазнов Ойкумены. Можно ли организовать бытие по-другому? Вряд ли. Можно лишь мечтать о каком-то ином Космосе, где благой Творец рискнет вывести нас из тупика опостылевших взаимоотношений…

Такая мечта – иногда приказ, иногда подчинение.»

Адольф Штильнер, доктор теоретической космобестиологии

– Эй! – заорал Пак. – Давай сюда!

От возбуждения карлик вышел в стойку на одной руке – и, сотрясая перила, взвизгнул сиреной:

– Быстро!

Старик вылетел на веранду, как ядро из пушки. Сравнение было архаичным, можно сказать музейным. Внешность Луция – морщины и складки, бугры и впадины, увенчанные копной седых волос, жестких как мочало – подбрасывала и более древние метафоры: стрела из лука, камень из пращи. Левую щеку от скулы до подбородка украшал пышный бакенбард пены – Луций Тумидус брился, и вопль маленького акробата застал его на середине процесса. В пижамных штанах, голый по пояс, с пенными хлопьями, упавшими на безволосую грудь, Луций выглядел бы персонажем комедии-буфф, когда б не страх в его глазах.

– Что-то с Марком?!

– Смотри!

Пак вытянул свободную руку, указывая, куда именно надо смотреть. Голосферу визора карлик развернул на манер экрана допотопного кинематографа, широко-широко, и выгнул дугой. Изображение вписалось в окружающий пейзаж не «окном», а натуральной диорамой. Под далекое фырканье бегемотов, в мерцании, обозначавшем край кадра, пронзаемые насквозь шальными бабочками с мохнатыми усиками, по подиуму расхаживали модели – большей частью мужчины. Их как одна мама делала, а не мама, так инкубатор: рост, плечи, талия, грудная клетка…

Лица значения не имели.

– Ты идиот, – внятно сказал Луций. В голосе старика пробились интонации шпрехшталмейстера Донни Фуцельбаума: когда матерый шпрех был не в духе, от его шепота шарахались тигры и укротители. – Ты кретин. Жертва аборта. Я утоплю тебя в бочке яблочного сидра.

– Завтра, – отмахнулся Пак, не меняя позы. – Завтра утопишь.

– Сегодня. Сейчас.

– Смотри, говорю! Вот ведь старый дурак…

– На Китте, во Дворце Нгбене Чаа, состоялась Неделя мужской моды, – прервала дикторша намечающуюся ссору. Кукольное личико всплыло над моделями, дефилирующими туда-сюда; казалось, дикторша вот-вот плотоядно облизнется. – В ее рамках самые знаменитые стилисты продемонстрировали свои коллекции сезона. На семь дней подиум превратился в одно захватывающее шоу. Дебютный выход Пилаччи Стефани в качестве креативного директора «Gnozis Emergeny», богемная коллекция Hyuner & Rolladson, созданная по мотивам фресок монастыря Апперальо, модели госпожи Прюдон – гирлянды цветов в сочетании с травяной мини-юбкой. Завершала показ линейка стилей скандально известного элит-визажиста Игги Добса. Вниманию публики был предложен…

Прямо на Луция шел красавец-мужчина, одетый в комплект пеньковых веревок. Гроздья узлов, завязанных с матросским талантом, частично скрывали пах, соски и пупок. Это скорее привлекало внимание, чем служило данью скромности. Двигаться путы не мешали, но кое-где веревки обвивали тело слишком туго, вынуждая жилы вздуваться, а мускулы – проявляться рельефнее. Голову модели венчал берет, сбитый на затылок. Из-под берета вился роскошный льняной чуб.

– Стоп, – сказал Луций.

Он говорил самому себе. Вряд ли «стоп», озвученный в южной ночи Октуберана, мог задержать модель на подиуме сверх положенного. Взяв с перил тряпку, которой оказались запасные шорты Пака, старик вытер мыльную пену и бросил шорты обратно. Он не осознавал, что делает: взгляд Луция намертво прикипел к демонстрации.

Второй красавец-мужчина носил бриджи до колен и приталенную размахайку. На лацканах размахайки блестели значки: ромбы, круги, зигзаги. Бриджи удерживал пояс с крупной пряжкой из грубо обработанной латуни. Странным образом пряжка гармонировала с лицом модели: брутальная утонченность, симбиоз контрастов. В походке красавца-мужчины было что-то от строевого шага.

– Марк, – кивнул Луций. – Точно, Марк.

– То-то же, – откликнулся Пак. – Сам ты кретин и жертва аборта.

Вряд ли зрители, даже поверхностно знакомые с Марком Тумидусом, уловили бы прямое сходство. Пожелай законный правообладатель – или его представитель-юрист – подать на Добса в суд, материала с гарантией не хватило бы. Но дед не мог ошибиться, видя за каждой моделью призрак внука; в особенности такой дед, как клоун Луций. Впрочем, хитровану Паку потребовалось еще меньше времени на анализ ситуации, верный вывод и крик:

«Эй! Давай сюда!»

– Нам удалось, – тоном заговорщика, провоцирующего неофита на государственную измену, сообщила дикторша, – взять интервью у Игги Добса, известного в кругах высокой моды, как Оп-ди-ду-да. Вот что ответил господин Добс по поводу нынешнего пилотного показа…

Подиум сменился крупным планом: Игги Добс собственной неповторимой персоной. Стилист был под сильным кайфом. Расширенные зрачки, капли пота на лбу, жестикуляция, слабо связанная с речью. Интервью грозило стать бомбой.

– Это не линейка, – сказал он. – Это прибросочный эскиз. На идею меня вдохновил мой друг, курсант военного училища на Тренге. Встреча с ним стала незабываемым пятном в моей жизни…

Качнувшись, Игги с нажимом повторил:

– Да, пятном! Я планирую начать переговоры с человеком, которому я обязан жизнью, чтобы приобрести права на использование базовых элементов его личного имиджа. После этого я расширю милитари-линейку, присовокупив к ней…

– Тренг? – брови дикторши, как две птицы, вспорхнули на гладкий лобик. – Училище? Мне подсказывают, что на Тренге расположено всего одно училище: семнадцатое высшее военное училище либурнариев ВКС Помпилии. Вы не ошиблись?

– Я? – Игги Добс расхохотался. – Детка, в одном моем мизинце больше ума, чем в коллективном мозгу твоей языкатой братии! Ясен пень, речь о Марке Тумидусе из семнадцатого высшего! А ты что, решила, будто я шучу?

– Но ведь это, – дикторша брезгливо скривила рот, – абордажная пехота? Вы же должны понимать, чем занимается абордажная пехота Помпилии?

Игги встал по стойке «смирно»; вернее, предпринял такую попытку – и остался доволен результатом: