Читать книгу "Право первой ночи - Лея Болейн"

моя храбрость и даже язвительность, но всё это было ничем по сравнению с желанием. Оно оттеснило всё прочее на задворки: и сочувствие, и великодушие, и здравый смысл, и осторожность. Конечно, он собирался ещё поболтать со мной, чтобы создать хотя бы иллюзию того, что мы вполне знакомы для «неслучайной» близости. Возможно, он действительно раздумывал над тем, не отпустить ли меня утром невинной, продемонстрировав благородство грая.

Но всё это было до того, как господин благородный грай увидел меня, стоящей на коленях обнажённой у его ног, беспомощно смотрящей на него.

— Я не сделаю тебе больно, — зачарованно пробормотал Лоуренс, всё-таки помогая мне подняться. — Не бойся.

Его ладони пробежались по моим плечам, по спине, обхватили моё лицо. Целоваться второй раз было проще, хотя отстраниться от ощущений полностью не удавалось: слишком чувствительной оказалась уязвимая влажная изнанка моего тела. Я чувствовала его язык во рту, дёснами, своим языком — и никакой ожидаемой брезгливости не было. Лоуренс как-то успел стянуть и свой халат, моя грудь прижалась к его голой гладкой груди.

Он отстранился за мгновение до того, как кончился в лёгких воздух. Переплёл наши пальцы: я скосила глаза, рассматривая, насколько белой выглядит его рука на фоне моей руки. Вторая его ладонь легла мне на грудь. Касания сперва были лёгкими, щекочущими и почти неощутимыми, а потом пальцы сжались на соске, покручивая, потягивая, и я попыталась ускользнуть. Было не больно, но слишком непривычно. Новые ощущения беспокоили, рождая ответную щекотку внутри живота. Внизу живота.

— Ну, нет, — прошептал Лоуренс. — Иди-ка сюда.

Он легонько подтолкнул меня, усаживая на один из диванчиков — каким-то образом, целуясь, мы переместились вплотную к нему. Спинка диванчика неожиданно легко опустилась под давлением моего веса, Лоуренс навис надо мной, разглядывая и любуясь. Опустился, но не на меня, а рядом. Втянул сосок губами — один, другой, поочерёдно, я снова предприняла попытку отодвинуться, но только шумно выдохнула, почувствовав руку, скользнувшую ниже по животу. Закусила губу.

— Расслабься. Всё хорошо.

— Легко тебе говорить! — огрызнулась я. — Откуда тебе знать, что я чувствую?!

— Так расскажи.

— Что рассказать?!

— Всё. Всё, что ты чувствуешь, когда я тебя трогаю. Когда ты трогаешь меня.

— Я не буду…

— Будешь. Это несложно. Это приятно.

Теперь его губы касались моего уха.

— Давай я начну. Тебя кто-то трогал вот здесь? — пальцы легли на низ моего живота.

Я замотала головой, не желая вслушиваться в этот жаркий и грязный шёпот.

— Перестань!

— Почему?

Он снова сжал сосок пальцами, коснулся губами второго и неожиданно втянул его в рот. Одновременно пальцы скользнули между ног. Я чувствовала, что все эти три точки будто связаны внутри, натянутая треугольником до предела нить беззвучно звенела и могла лопнуть в любой момент.

Его язык кружил вокруг кончика груди, ставшего болезненно чувствительным и твёрдым, пальцы скользили между складочек, и я почувствовала выступившую там влагу.

И снова этот шёпот, от которого немели запястья и лодыжки:

— Что ты чувствуешь? Тебе нравится? Мне нравится тебя трогать, у тебя такое чувствительное тело, ты содрогаешься от каждого прикосновения. Знаешь, женщины… опытные женщины могут обманывать мужчин, иногда, скрывая своё равнодушие, но тебе я верю.

— Зря, — выдохнула я. Попыталась оттолкнуть его. — Хватит! Это слишком… это…

Я не могла сказать, что он противен мне. Но и признать удовольствие — тоже не могла. Не могла себе позволить. Ощущения не вписывались в знакомые мне слова.

Пожалуй, их можно было только нарисовать — или наиграть на виолине.

— Ты такая влажная. Такая горячая. Я хочу тебя. Дай руку.

Я поняла, чего он хочет, и снова замотала головой.

— Прекрати! Делай, что хочешь, а я…

— А ты будешь терпеть, сжав зубы и закрыв глаза? — подхватил он. — Не выйдет. Только на равных, одновременно.

— Никаких равных быть не может.

— Сейчас мы равны. Я хочу тебя так, почувствуй сама, — он всё-таки положил мою руку на свой пах, удержал, не давая отдёрнуть.

— Заткнись! Я не могу…

Он не дал мне договорить.

— Расслабься. Позволь себе просто чувствовать. Боги светлой обители дали нам счастье единения…

— Не… правда. Это боги тёмной обители прокляли нас им!

Я действительно сжала губы и зажмурилась, почувствовав, как он разводит мои колени в сторону. Лёгкое и бесстыжее прикосновение губ там, где только что были пальцы Лоуренса. Горячий язык, удивительно нежный и одновременно упругий, мягко, но настойчиво касающийся влажной изнанки тела. Руки сжали мои бёдра, не давая отодвинуться.

— Открой глаза и смотри. Смотри на меня.

Я старалась не слушать, не чувствовать. Не двигаться. Вообще не дышать. Считать про себя, сосредоточившись на мерном перечислении цифр.

Не получалось.

Не знаю почему, возможно, не без участия магии или какого-то морока, но я действительно вдруг открыла глаза и увидела его светловолосую голову, едва заметно двигающуюся между моих широко разведённых ног. Немыслимое, пошлое зрелище. Немыслимо…

Я схватила подушку, зажимая себе рот, но тело свела судорога, низ живота налился тяжестью, маленькая точка, которой касался язык Лоуренса, пульсировала и ныла, бёдра задвигались, подчиняясь задаваемому им темпу.

— Будь ты проклят, — простонала я, и в этот момент Лоуренс приложил палец к этой самой пульсирующей точке, надавливая и растирая, всё быстрее и быстрее, быстрее и быстрее.

Будь он проклят.

Я снова начала считать, но на этот раз — в обратную сторону.

Десять, девять, восемь…

Быстрее, быстрее, быстрее.

Пять, четыре, три…

Я сжалась, как часовая пружина. Хотелось вцепиться проклятому граю в волосы.

Два, один, ноль…

Боги.

…кому я вру.

Это я проклята.

Я.

А не он.

* * *

Он действительно не хотел, чтобы ей было больно. В студенческой среде, в шумной и пёстрой компании постельные откровенности не были редкостью, и кое-кто из приятелей делился, мол, есть в принуждении женщины что-то неумолимо сладостное, порочное, но влекущее. В её беспомощности, её слабости, в её слезах, её униженных заискивающих мольбах… о, да, Лоуренс выслушал не одну такую историю, не без потаённого любопытства, но с явной примесью отвращения.

Лоуренс любил чувствовать желание стонущей под ним женщины. Дрожь её оргазма. Её отзывчивую влажность, её смущение перед собственным бесстыдным наслаждением. Возможно, причиной этого являлось себялюбие, возможно, некоторая неуверенность, но ему было безумно важно убедиться, что его женщине с ним хорошо. Их уже было немало, этих девушек и женщин, и каждая ложилась с ним добровольно. Красивый, богатый и обходительный, молодой, ласковый и неутомимый — кто в здравом уме откажется от пикантного приключения с таким любовником?

Лоуренс не соврал Лине, говоря о вольности нравов Фаргаса. Случалось ему не раз