Читать книгу "Царь велел тебя повесить - Лена Элтанг"

Я покажу все до последней шестерки в этой покерной партии: совещания с актерами, грим, тюремный реквизит, даже комнату, где в дождливый день проходит собрание игроков, пахнущих мокрым твидом, телячьей кожей, аперолем и скукой, подписывающих чеки, нет, никаких чеков – только наличные. Я знаю, как пахнут, двигаются и говорят эти люди, мне приходилось бывать в их спальнях, хотя часто дело начиналось и заканчивалось прямо в клубном туалете.

Это не совсем то, что я хотел снимать, зато появился свежий саспенс и финал обещает быть неожиданным, потому что я сам не знаю, чем все кончится. По ходу дела я придумал отличный эпизод с пожилой буржуазкой, проигравшей еще в апреле, она поставила на первую субботу после Страстной недели. В этот день много всего происходит, например, на португальском побережье хоронят треску, уложив ее в гроб. Танцуют над ней и читают некрологи. В каком-то смысле весь этот фильм – похороны трески, ведь он кончается моей смертью, я буду лежать на каталке, будто распотрошенная моллинезия, а Кайрис будет переживать свой кайрисовый катарсис. Если он вообще на это способен.

Перед самым финалом я поселю в нем сомнения. Во время допроса дверь откроется, и в кабинет войдет женщина с вешалкой для одежды в одной руке и меховым пальто в другой. Плоское лицо жемайтийской крестьянки, уши и шея в тяжелом золоте, на ее роль я возьму пожилую литовскую актрису из эмигрантов. У вас нет места, где я могу положить свое пальто и шляпу, скажет она вскочившему со стула Пруэнсе, здесь вообще кто-нибудь убирает? Садитесь, сеньора, следователь уступит ей свой стул, вид у него будет ошарашенный, ведь я не стану его предупреждать об изменении в этом дубле, но он быстро возьмет себя в руки. Я хотела посмотреть на него, я проиграла сорок тысяч и думаю, что имею право посмотреть на него. Вы ошибаетесь, вкрадчиво скажет следователь. Вам не следовало сюда приходить. Мне жаль, что вы проигрались в казино, но такова уж эта игра, а здесь у нас не игра, здесь у нас работа. Какое еще казино! – она швырнет свое пальто на пол, и охранник бросится его поднимать. Нет, она швырнет пальто и станет методично топтать его ногой. Да вы шутите, офицер. Я хотела сделать еще одну ставку, на конец мая, но мне не разрешили! Подумать только, сорок девять дней!

* * *

Колонии пингвинов редеют на берегах Магдалены, но вместо того чтобы поторопиться туда, я занимаюсь херней в дождливом Лиссабоне. Я говорю себе, что снимаю кино, но эти съемки давно уже вышли из-под контроля и превратились во что-то другое. Старое и безнадежное, как патагонский каменный лес мелового периода. Если бы я знал, что именно, то давно бы бросил эту затею, но я не знаю, поэтому не могу остановиться. Когда Кайриса вызывают на допрос, я прихожу в его камеру и читаю его дневник. То, что он пишет обо мне, меня ничуть не задевает. Мне нужны только те страницы, из которых я могу вылепить сценарий на завтрашний день, хотя этот сценарий живет своей жизнью, как насекомое, забравшееся в пустой хитиновый панцирь.

Когда я получил от Костаса письмо, то сразу увидел завязку и финал классического нуара: чужую завязку и свой финал! Все эти додо и ласло, которых он так боялся, были мне смешны, убогие лиссабонские жулики, придумавшие простую, как лакричная конфета, историю, в которой нет ни вкуса, ни ужаса. Я воспользовался их темой, развил ее и придумал, как посадить Кайриса в тюрьму. Потом мне показалось, что этого мало. Он должен был сидеть по подозрению в убийстве – в моем убийстве!

Я назначил ему свидание в Сесимбре, чтобы лишить его алиби, все должно было собраться против него: показания свидетелей, время и место действия, даже его собственное чувство вины, то маслянистое лекарственное чувство вины, которое такие твари производят для собственной пользы.

Сначала я собирался найти лиссабонскую куницу и кота, предложить им отступного и дальше продолжать историю самому, но потом передумал. Денег и так было не слишком много, а затея быстро распухала и требовала все новых вложений. Тюрьма, массовка, основные актеры – хотя они были уверены, что снимаются в малобюджетном артхауcе, и на груды золота не надеялись, но все же я должен был платить, каждый день.

Сделав некоторые подсчеты, я понял, что обойдусь без шантажистов. Нужно просто вынуть Кайриса из игры и сделать это достаточно шумно, чтобы они узнали, что он в тюрьме, испугались и отвалили. Единственное, чего мне не хватало, это реквизита. Пистолет, которым мадьяр и его подельники пугали жертву, было никак не подделать, я сам видел его в оружейном шкафу в доме Кайриса, заметная, именная вещь. Пришлось рисковать: при аресте улику упомянули, но не предъявили. С местным актером, умудрившимся нарисовать пистолет в воздухе, мне просто повезло – настоящий наперсточник, а я еще думал, что он староват.

Теперь, когда дело понемногу движется к финалу, мне не хватает еще одной вещи, вернее одного артефакта. Этого хромого русского, о котором Кайрис пишет с таким неестественным жаром. Каждый день взывает к нему из Редингской тюрьмы, несмотря на все упреки и подозрения. Подозрения, кстати, ненапрасные. Судя по их разговорам о добре и зле, которые мой бывший друг так упоенно цитирует, этот парень мог устроить ему тюрьму еще почище моей. Просто мне подвернулся удачный случай.

* * *

Актер, который играет адвоката, сказал мне на днях, что если кто-то и получает удовольствие от фильма, так это его главный персонаж. И что ему, актеру, уже стало скучно в проекте, потому что в нем нет обещанной остроты. Вы собирались снять фильм об иллюзорной свободе и внушенной несвободе, сказал он, эта тема меня завела, и я согласился работать за гроши! Но ваш главный герой вас здорово подводит, сразу видно, в нем нет португальской крови, он родился там, где человек – игралище всяческого произвола.

Вчера я говорил об этом с актером, который играет Пруэнсу, но тот знай твердит свое: фильм не игровой, в нем происходит то, что происходит, а раз ничего не происходит, то так тому и быть. Уже жалею, что вынужден был позвать португальцев, но приведи я своих – Костас раскусил бы их в два счета. Единственный участник игры, которого я взял из своей старой команды, – это первый охранник, он согласен работать бесплатно. Говорит, что фильм выведет его из грязной пещеры заказного порно, полной чудовищ. Не вижу ничего грязного, работа как работа. Этот парень напоминает мне меня, когда я начинал сниматься у Дерека: я тоже стыдился своей худобы и пожирал груды пирожных, даже сливки пил.

Скоро кончается срок аренды на улице Б., надо будет забрать аппаратуру, потом рассчитаться с актерами, потом посмотреть Кайрису в глаза, потом показать ему фильм, а уж потом купить билет домой. Как он там писал в своем дневнике: я не знал, что в театре но один и тот же актер играет и юную танцовщицу, и мстительного духа? Да ты много чего не знал, любитель моллинезий. Например, того, что люди поворачиваются друг к другу только одной стороной, той, на которой нет следов врожденного уродства. Чтобы увидеть эту вторую сторону, их надо убить, а пока они живы – ни за что не покажут.

И вот я добился невозможного, заставил тебя показать мне всё, все восемь метров твоих трусливых кишок, все твои железные колокольчики, всю ересь и мрак, – ты показал их камере, а значит, и публике. Всем желающим. Будешь теперь шарахаться от посетителей, как та акула в аквариуме, которая подохла от нервного расстройства, не выдержав человеческой ненависти. Хотя палкой тыкали не в морду, а в стекло.