Читать книгу "История Энн Ширли. Книга третья - Люси Мод Монтгомери"

Энн задержалась на секунду возле гроба. Ей никогда не нравился Питер Керк. «У него жестокое лицо», — сказала она, увидев его в первый раз. Довольно красивое, но с холодным стальным блеском в глазах, под которыми уже тогда образовались мешки, и тонкими, крепко сжатыми губами скупца. Он слыл заносчивым эгоистом, даром что изображал из себя елейно-набожного человека. «Никогда не забывает, какая он важная птица», — говорили о нем. Но в целом Питер пользовался уважением соседей.

Керк и в смерти выглядел таким же заносчивым, как в жизни, а его сложенные на груди руки с длинными пальцами вызвали у Энн неприятное ощущение. Она представила себе зажатое этими пальцами женское сердце и бросила взгляд на Оливию Керк, сидевшую рядом с гробом. Это была высокая красивая женщина с большими голубыми глазами. «Зачем мне дурнушки?» — как-то сказал Питер Керк. Ее лицо было бесстрастно, на нем не было следов слез. Но, может, это потому, что Оливия из рода Рэндомов, а те известны своей сдержанностью. Во всяком случае, она была в трауре и держалась, как подобает скорбящей вдове.

В комнате стоял тяжелый запах от множества цветов, окружавших гроб Питера Керка, который при жизни вообще не подозревал о существовании цветов. Венки прислали прихожане его церкви, Ассоциация консерваторов, попечительский совет школы, цех сыроделов. Его единственный сын, с которым он уже много лет был в ссоре, не прислал ничего, но клан Керков сложился на огромный венок из белых роз, на котором красными бутонами была сделана надпись «Мир праху твоему». Был венок и от Оливии — из белых лилий. При взгляде на него лицо Камиллы передернулось, и Энн вспомнила ее рассказ, как вскоре после второй женитьбы Керка она приехала к нему на ферму и Питер при ней выбросил в окно горшок с лилией, которая принадлежала Оливии. При этом он крикнул, что не потерпит в доме всякой дряни.

Оливия, кажется, восприняла этот инцидент спокойно, и больше в доме лилий не появлялось. Неужели этот венок?.. Энн посмотрела на спокойное лицо миссис Керк и решила, что ее подозрение необоснованно. В общем-то цветы обычно выбирает человек, ответственный за оформление похорон.

Хор запел «Смерть, как узкий пролив, отделяет наш мир от небесного». Энн поймала взгляд Камиллы и поняла, что обе они думают об одном: придется ли Питер Керк ко двору в мире небесном? Энн, казалось, слышала насмешливые слова Камиллы:

— Попробуйте представить себе Питера Керка с нимбом вокруг головы и арфой в руках!

Преподобный мистер Оуэн прочитал главу из Библии, а потом молитву, перемежая свои слова многочисленными «О!» и взывая к скорбящим сердцам. Затем пастор из Глена вознес покойнику хвалу, которая многим показалась чрезмерной, хотя, конечно, на похоронах об усопшем полагается говорить хорошее. Но назвать Питера Керка чадолюбивым отцом и нежным мужем, добрым соседом и ревностным христианином — это уже чересчур! Камилла закрыла лицо носовым платком, чтобы скрыть усмешку, а Стивен Макдональд раза два кашлянул. Миссис Брайан, видно, все-таки одолжила у кого-то носовой платок и вытирала им слезы, но опущенные вниз голубые глаза Оливии оставались сухими.

Джед Клинтон вздохнул с облегчением: все прошло как нельзя лучше. Еще один псалом… прощание с покойным… и к длинному списку удачных похорон можно будет добавить еще одни.

И тут в углу комнаты кто-то зашевелился. Клара Уилсон пробиралась между стульями к столу, на котором стоял гроб. Дойдя до него, она обернулась к собравшимся. Ее смехотворная шляпка немного сползла набок, из-под нее выбилась прядь черных волос и упала ей на плечо. Но никому не показалось, что у Клары Уилсон глупый вид. На бледном лице горел лихорадочный румянец, трагические глаза пылали гневным огнем. Она казалась одержимой. Все ее существо было исполнено горечи, иссушившей ее, как неизлечимая болезнь.

— То, что вы сейчас слышали, — это сплошная ложь. Не знаю, зачем вы сюда пришли — «отдать последнюю дань» или удовлетворить любопытство, — но это не важно. Сейчас я вам расскажу правду про Питера Керка. Я лицемерить не буду… я не боялась его, когда он был жив, и я не боюсь его мертвого. Никто ни разу не осмелился сказать ему в лицо то, что о нем на самом деле думают, но сейчас он это услышит… на своих похоронах, где его назвали нежным мужем и добрым соседом. Это он-то был нежным мужем! Он женился на моей сестре Эми… моей красотке Эми. Вы все знаете, какое это было доброе, прелестное существо. Он отравил ей жизнь, он издевался над ней… ему просто нравилось ее унижать. Да, он ходил в церковь… подолгу читал молитвы… и платил долги. Но это был жестокий человек — даже пес Питера убегал, заслышав его шаги. Я сказала Эми, что она пожалеет, если выйдет за него замуж. Я помогла ей сшить подвенечное платье… лучше бы я сшила ей саван. Бедняжка была в него безумно влюблена, но уже через неделю после свадьбы поняла, что он за человек. Его мать повиновалась ему, как рабыня, и того же он ожидал и от жены. «В моем доме со мной не спорят», — сказал он ей. У нее не хватало духу с ним спорить… он разбил ее сердце. Я знаю, чего она от него натерпелась, моя голубка. Он запрещал ей все. Запрещал сажать цветы в саду, запрещал даже завести котенка… Однажды я принесла ей котенка, так он его утопил. От требовал от нее отчета за каждый истраченный цент. Вы когда-нибудь видели Эми в красивом платье? Он ругал ее за то, что она надела шляпку получше, если ему казалось, что будет дождь. Как будто дождь мог испортить те шляпки, что у нее были! А сестра так любила хорошо одеваться! Он вечно насмехался над родными Эми. И он за всю жизнь ни разу не засмеялся… кто-нибудь из вас слышал, чтобы он смеялся? Да, он улыбался… он все время улыбался, этакой ласковой улыбочкой — и поступал самым бессовестным образом. Когда она родила мертвого ребенка, он с улыбкой сказал ей, что если она кроме дохлых щенков неспособна никого произвести на свет, то лучше ей было бы умереть вместе с ним. После десяти лет такой жизни она умерла… и я была рада, что она вырвалась из-под его власти. Я тогда сказала Питеру, что больше не переступлю порог его дома, а приду только на его похороны. Некоторые из вас слышали, как я это говорила. Так вот, я выполнила свое обещание и пришла рассказать вам, что это был на самом деле за человек. Это все правда… и вы это знаете, — Клара яростно ткнула пальцем в сторону Стивена Макдональда, — и вы знаете, — палец указал на Камиллу Блейк, — и вы, — Оливия и бровью не повела, — и вы! — Бедный пастор вздрогнул, точно его пронзили кинжалом. — Я плакала на свадьбе Питера Керка, но я сказала ему, что буду смеяться на его похоронах. Сейчас я это сделаю!

Клара резко обернулась и склонилась над гробом. Она отомстила за все зло, что он причинил ей. Она излила наконец свою ненависть. Глядя в холодное лицо покойника, она трепетала от удовлетворения и торжества. Все ждали, что сейчас она злорадно захохочет. Но этого не произошло. Гневное лицо Клары вдруг дрогнуло, сморщилось, как у ребенка… и Клара Уилсон заплакала.

Она повернулась к выходу. По ее увядшим щекам струились слезы. И тут Оливия Керк встала и взяла ее за руку. Какое-то мгновение женщины смотрели друг другу в глаза.

В комнате стояла такая тишина, словно кто-то невидимый приложил палец ко рту.

— Спасибо, Клара Уилсон, — сказала Оливия Керк. Ее лицо было по-прежнему бесстрастно, но в спокойном ровном голосе было что-то, от чего у Энн по спине пробежал холодок. Ей показалось, что перед ней открылась бездонная пропасть. Клара Уилсон, несомненно, ненавидела Питера Керка и живого и мертвого, но Энн поняла, что ее ненависть бледнела по сравнению с тем, что к нему испытывала Оливия Керк.