Читать книгу "Евангелие от Крэга - Ольга Ларионова"

– Я и не боюсь. Приглядывал за тобой – не вороват.

– Ну и на том спасибо!

Амант высунул голову за дверную занавеску, что-то вполголоса велел. Харр глазом не успел моргнуть – явился телес с резной коробочкой и глубокой чашей, из которой торчала тростинка. Амант кивнул на менестреля, телес подскочил, накрыл ему левое плечо полотенцем.

– Голову нагни! – велел амант, подходя.

Харр хмыкнул и пригнулся. Амант отделил с левой стороны тоненькую прядку белых волос, потом выбрал из коробочки два не то костяных, не то слюдяных кругляшка и протянул их телесу. Тот, боязливо оттопыривая мизинцы, достал из чаши тростинку – с нее сбежала вода, и на конце обозначилась жирная капля зеленища. Телес зазеленил с одной стороны кругляшки и ловко пришлепнул их на кончик седой прядки, так что она оказалась зажатой между ними.

– Посиди, пока застынет, – сказал Иддс, не снисходя до разъяснений. – А я тебе отрока моего пошлю, чтоб ты не соскучился.

Он вышел, даже не кивнув, – Харр счел это за добрый знак: с ним обращались уже как со своим, домашним. И тут же с двух сторон вылетели брат с сестренкой, не иначе как подслушивали, обезьяныши? У него даже чуточку потеплело на душе – ну хоть этим-то двоим его путешествие было в чистую радость!

– Погодите малость, – шепнул он им, – я тут кое-какую заковыку придумал, ежели получится – никакой хряк нам не страшен! Так что завтра спозаранку будьте готовы; в рощу наведаемся, а посторонних брать не хочу.

Он пощелкал ногтем по костяному талисману – вроде подсох; сдернул с плеча полотенишко и, вздохнув, как перед прыжком в воду, направился к дому рокотаншика.

Окна, в которое стучала Мади, он не запомнил – все они были одинаковы, так что, зайдя с нужной стороны, он брякнул в первое попавшееся рукоятью меча – звоном отозвались все соседние решетки. Не успел он приложиться к золоченым прутьям еще раз, как через два окна послышался стук, и из распахнувшейся дверцы выкатился кругленький, точно перекати-поле, коротконогий юнец. Румяное лицо его, еще не оттененное усиками, было красиво какой-то немужской, слащавой сусальностью, ну прямо не мужик, а пряник. Да, уж и окружил себя дедок-рокотанщик лепотой диковинной!

– По приказу аманта стенового, – небрежно кивнул по-Харада, многозначительно скосив глаз на костяную фиговину, дрыгавшуюся у него между плечом и ухом. – Веди к госпоже дома твоего.

«Пряник» согнулся – и как только пузо позволило! – и засеменил бочком, правой пухлой ручкой указывая путь, а левой умудрившись поймать гостя за полу лилово-пепельного джасперянского камзола. Отдернул струящийся бисером полог, и Харру открылась обшитая душистыми досками горница, где между полом и потолком были протянуты какие-то толстые нити. Возле одной из них сидела на низенькой скамеечке Мади и, по-детски приоткрыв рот, старательно обвивала толстую жилу чем-то прозрачным. Увидев Харра, она очень спокойно поднялась и пошла ему навстречу – по горенке побежали золотые блики, то ли вощеные досочки отражали медовый струящийся свет от ее шафранового одеяния, то ли немыслимые ее золотые глаза заслонили Харру все сущее на этой земле.

Поклон ее был тих и гибок, и в то же время было в ее движениях какое-то царственное бережение самой себя. Словно несла она в себе что-то, чему цены не было, и боялась расплескать.

– Да благословен будет твой бог, приведший тебя сюда, воин-слав, проговорила она радушно, и в ее голосе он уловил какие-то незнакомые ему воркующие потки.

– Господин мой амант… – начал он и поперхнулся – слишком резок был его деланно-чужой тон для этой горенки, напоминающей незамысловатую шкатулку. Надобны жилы крученые, на размах твоих рук, госпожа моя, и крепости наибольшей. Амант из казны заплатит.

«Пряник», вытянув шею, которой до сих пор у него не наблюдалось, так и подался вперед.

– Не сочти за обиду, воин-слав, – с нежной полуулыбкой проговорила «владычица дома», словно наставляла в какой-то детской игре, – но ладить струны на рокотан дозволено только моему мужу и господину.

– На все Миогоступенье! – колокольчиковым девичьим голоском зазвенел прекраснолицый.

– Не на забаву мне, – сурово отрезал рыцарь, не находя средства, как бы прогнать из горницы этого вьюноша. – Оружие новое править буду. Потому никому из челяди – ни слова!

Мади спокойно поклонилась.

В воздухе повисла пауза – надо было откланиваться и ему.

– Для пробы три струны будут надобны. За три дня управишься?

– Управлюсь, воин-слав.

Он постоял еще немного, но тут «пряник» начал открывать свой рот – с ленцой, свойственной хозяйским любимчикам. Харр круто повернулся и, грохоча по дощатому теплому полу, двинулся к двери. Спохватился, обернулся с поклоном;

– Государь амант с благодарностью не помедлит!

Ушел.

До дома добирался нога за ногу, усталость сказалась, недоед-недохлеб. Один раз даже остановился почесать спину о какой-то косяк. Золотые блики продолжали струиться у него под ногами – закат был ветреный, что ли?

Махида, увидев его, аж руками всплеснула:

– Да как же это тебя за службу твою так обидели?

Харр повалился на постель, буркнул:

– Меня обидишь! Сапоги лучше сними.

Она принялась стаскивать с него сапоги, заметила костяную бирку на левом плече:

– Оюшки! Так это ты от радости, выходит? Ну и заживем теперь! Ты ведь что угодно с этим знаком требовать можешь, разве амант ущучит, что для него, а какая доля малая – для тебя самого? Смекнешь!

Харр поморщился – никогда баб не бивал, да и сейчас лень одолела. А надо бы. По совокупности всех досад отметелил любушку так, что уползла, занеможенная, – почитай, впервые в многогрешной своей жизни. А он еще долго лежал, бессонно глядя в потолок, точно сквозь слипшуюся, непробиваемую ни дождем, ни градом листву можно было разглядеть желтоватую точечку угасающей звезды, под которой появился он на этой тоскливой земле.

Три дня с амантовыми детишками гулял по лесу, искал подходящее дерево, чтоб было и крепким, и гибким. Нашел-таки. Иддсовы чада замотали его расспросами, но он отшучивался – мол, будет время, руками пощупаете, что зря языком болтать! Расспрашивали про Серостанье, про кузнечные дворы, про ог-жигун – их голоса почему-то не утомляли, как бесконечная воркотня Махидушки, наоборот, душа с ними точно отмокала в теплой воде. Завка откровенно вешалась ему на шею, так что пришлось даже слегка отшлепать ее, а то со стороны могли и подумать что, аманту нашептать. Раньше ему было бы на все чихать – плюнул на всех становых воевод да подался в другое городище. Теперь что-то переменилось. Под ребрами угнездился поганый звереныш, посасывающий да постанывающий: неоплаченный должок. Унести его с собой отсюда значило остаться с ним на всю жизнь. Не мог он так.

На третий день наконец встал, оделся медленно и тщательно. Почистил меч. Косички бровей переплел. Амантову бирочку на воротник камзола выложил, чтоб повиднее. Со вздохом двинулся, будто нехотя.