Читать книгу "Сплетение судеб - Александр Владимирович Чиненков"

родственники. А что же ждёт его, отпрыска славного рода, в этой дикой и дремучей стране? Вынут из петли и не помолятся над телом, не съедутся соседи проводить покойного в последний путь, никто не последует за его гробом, не будет погребального звона… Его как бродягу зароют в могилу – и всё на том!

Анжели вздрогнул, открыл глаза и поёжился. Перед ним стояли тюремщики, которые минувшим днём вынесли из камеры скончавшегося от ран казака.

– Я что, уже умер? – пролепетал Анжели, чувствуя, как всё внутри сковывает жутким холодом.

– Нет, – улыбнулись ему приветливо тюремщики. – Тебя хочет видеть его сиятельство граф Артемьев!

* * *

Наступившим днём узников не выводили на допрос. Целую неделю их допрашивали поодиночке и всё об участии в бунте. В конце недели, вопреки ожиданиям, их вывели всей камерой. Председатель комиссии не терпящим возражений тоном объявил:

– Все вы виновны в бунте против государыни императрицы и против всего государства! Но если кто укажет на тех, кто виновен больше вас, то останется жив и будет сослан на каторгу!

– Час от часу не легше, – прошептал в затылок Архипу стоявший сзади него казак. – Уж лучше пущай зараз сейчас повесят, чем на каторге медленно подыхать.

– Хочешь висеть – пожалуйста, – строго посмотрел на него председатель. – У тебя прямо на лбу написано, что вор ты, милейший, и висельник!

– Да ничего они не скажут, ваше превосходительство! – подал голос, льстиво улыбаясь, писарь. – Мне что написать? Всем списком на казнь этих разбойников?

Председатель осмотрел лицо каждого арестанта внимательным взглядом, но, не увидев раскаяния, воскликнул:

– Так что писать моему писарю?!

Не услышав в ответ ни звука, он озабоченно помассировал кончиками пальцев виски под париком и сказал:

– Отпиши, что все подлежат казни через повешение!

Приговорённые остолбенели. Сидя в камере, они готовились к смерти, но в сердце каждого теплилась крохотная надежда на помилование. Но прозвучавший приговор привёл всех в смятение. Казаки умолкли, словно онемели, и не в силах были произнести ни слова. Архип весь дрожал от возбуждения. На внутреннем дворике острога наступила томительная тишина.

Члены комиссии – кто со злорадством, кто с плохо скрываемым сочувствием – смотрели на приговорённых к смерти казаков. Особенно их внимание привлекло мертвенно-бледное лицо полковника Пугачёва – Соколова-Хлопуши.

– Господи, да разве эдак по-христиански? Разве это по-божески? – крикнул кто-то из казаков. – Я ж только хвосты коням крутил да корм задавал? И что, смертушку за это заслужил?

– Молчать, мразь! – заорал на него председатель. – Вы все принимали участие в бунте и все понесёте за то злодейство должное наказание. Одни людей резали, другие крепости жгли, третьи хвосты коням крутили. А все в одной шайке состояли! Пусть и другие видят, что справедливость торжествует, и ни на что не надеются, ничего не ждут!

Подавленные, не проронив ни слова, вернулись приговорённые к смерти казаки в свою унылую камеру. Архипу пришлось поддерживать Хлопушу, который едва переставлял ноги.

Остаток дня прошёл для узников в ожидании смерти. Все понимали, что оспаривать несправедливость приговора бесполезно. Их просто слушать никто не будет. Архип не находил себе места. Взявшись руками за решётку, он с тоскою смотрел в окно. Таким образом он прощался с Аниёй, с белым светом и Мариулой. А когда наступила ночь, он протиснулся в свой угол и улёгся на соломенную подстилку.

Утро он встретил с опустошённой душой и с открытыми глазами.

* * *

Анжели сразу почувствовал, что его встретили сегодня более вежливо, чем прежде. Его носилки поставили прямо перед столом. Не успел Анжели открыть рот, как следователь в чине майора начал допрос:

– Так вы продолжаете утверждать, что являетесь подданным французского короля?

– Именно так, месье, – коротко ответил на французском Анжели.

– Тогда почему вас все бунтовщики называют Никитой Караваевым?

– Я был вынужден назваться этим именем, чтобы скрыть своё происхождение.

– Но для чего?

– Я уже только что ответил на этот вопрос.

Майор пожал плечами, посмотрел на каменные лица членов комиссии, как бы ища у них поддержки. Но, не увидев даже намёка на неё, продолжил:

– Хорошо. Тогда скажите нам, месье, ваше настоящее имя и титул?

– Барон Анжели.

– И это всё?

– Считаю, что этого вполне достаточно.

– Тогда объясните причины вашего участия в бунте?

– Жажда приключений и острых ощущений.

– А может быть, вы выполняли поручения своего короля?

Анжели усмехнулся:

– Ни в коем случае, так и запишите! Я прибыл в Россию как свободное от всяких обязательств перед государством лицо.

– А какие советы вы давали Пугачёву? – наседал майор.

– Самые обыденные. Ничем не связанные с боевыми действиями.

– Тогда почему значились в шайке бунтовщиков советником?

– Просто казакам так хотелось меня называть и не более того.

Следователь широко улыбнулся, словно поймал француза на каком-то очень веским и значительном промахе.

– Занятно было слушать, как вы лжёте и изворачиваетесь, месье, – сказал он. – Единственное, в чём я вам поверил, что вы действительно француз и враг России.

– Но я…

– Слушайте, месье!

Майор посмотрел на членов комиссии и, увидев, что те одобряют все его действия, продолжил:

– Вы прямо или косвенно принимали активное участие в бунте казаков и прочей черни, месье. Вы совместно с вашим покойным соотечественником Флораном состояли на высоких должностях, именуемых «советниками самозванца»! Теперь нам становятся понятны его «высокий профессионализм» в боевых действиях и его удачи в захвате крепостей. А осада Оренбурга? Разве способен простой безграмотный казак организовать осаду города по всем правилам военной науки? Если вы надеетесь прикрыться защитой короля Людовика и ускользнуть безнаказанно, то спешу вас разуверить. Вас завтра казнят, месье Анжели, как вора и проходимца без роду и племени, прибывшего в Россию по собственной воле и принявшего активное участие в бунте.

– Значит, меня повесят? – облизнув пересохшие губы, спросил Анжели.

– Нет, вас четвертуют как самого опасного разбойника, вора и негодяя, месье, – ответил ему майор. – Так что не взыщите!

– Но я прошу защиты у императрицы! – взмолился Анжели, почувствовав, что находится на грани нервного срыва. – Я…

– Мы, члены императорской секретной комиссии, своё слово сказали, – последовал необнадёживающий ответ председателя.

– Но почему не повешенье, а четвертование?

На мгновение в дворике воцарилось молчание. Члены комиссии подняли головы и смотрели не на приговорённого к странной смерти француза, а куда-то поверх него.

– А потому, что ты опаснее самого опасного негодяя, месье француз, – послышался знакомый голос, и в ту же минуту граф Артемьев склонился над Анжели, буравя его суровым, полным неприязни взглядом.

Тот вздрогнул, побледнел, но тут же взял себя в руки. Он радостно улыбнулся графу как своему спасителю:

– Вы как всегда желаете