Читать книгу "Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945 - Вольфганг Отт"

Так продолжалось в течение часа. Лютке говорил по-немецки, старпом — по-французски, Тайхман переводил, а поскольку суахили никто не знал, Рамер только слушал. Лa-Жон наслаждалась беседой.

Они выпили немного вязкого мятного ликера, который заказала Ла-Жон, — он оживил беседу, и не только ее. Время от времени подходил тот самый майор ВВС и пил за их здоровье. Он был рад завести друзей в этом опасном месте и неоднократно провозглашал тост за военных моряков. Затем он возвращался к своему столику, за которым сидела дама приблизительно одного с ним возраста. Старпом заказал бутылку содовой.

— Le capitaine adhere a l'abstinence, madame,[15]— пояснил он.

— Qu'est-ce que cela veut dire?[16]— спросила Ла-Жон.

— Cela veut dire qu'il s'abstient.

— Что он сказал?

— Он сказал, что вы — сторонник воздержания, — пояснил Тайхман.

— От вас, Витгенберг, — произнес Лютке, — я этого не ожидал.

— De quoi s'abstient-il?[17]— спросила Ла-Жон.

— Что она спросила?

— Она хочет знать, от чего вы воздерживаетесь, — пояснил Тайхман.

— Мадам, я не…

— De tout mal, madame,[18]— сказал старпом.

— Alors qu'est-ce qu'il fait ici?[19]

— Мадам, я пью с вами исключительно из вежливости.

— Voulez-vous que je lui demande, madame?[20]— спросил старпом.

— S'il vous plait.[21]

— Господин капитан-лейтенант, — сказал старпом, — мадам хочет знать, что вы здесь делаете.

Во второй раз командир растерялся. Затем он заорал на старпома:

— А что вы здесь делаете?

— Я намерен бросить свои усталые кости рядом с этой дамой.

— Бросить кости — ха!

— Qu'est-ce qu'il dit, votre capitaine?[22]— спросила Лa-Жон.

— Il ne comprend pas que nous voulons nous reposer, madame.

— Что он сказал?

— Он сказал, что вы, господин капитан-лейтенант, не можете понять, почему мадам и старпом хотят отдохнуть.

— Отдохнуть — ха!

— Qu'est-ce qu'il dit, votre capitaine? — повторила вопрос Лa-Жон.

— Il est tres ardent, brullant, chaud…[23]

— Je le vois,[24]— произнесла Ла-Жон.

— Мадам, да он просто пьян.

— О, мне так не кажется, mon capitaine, — ответила Ла-Жон.

— Capitaine означает «капитан», — сказал Тайхман.

— Подумать только! — сказал Лютке, громко фыркнув.

— Я предлагаю бросить жребий, — сказал Тайхман.

— Пришло время тебе убраться отсюда, — огрызнулся Лютке.

— О нет. Я собираюсь провести здесь ночь.

— Я тоже.

— Qu'est-ce qu'il dit, votre capitaine? — спросила Ла-Жон.

— Il dit qu'il veut dormir, etant fatique, madame,[25]— сказал старпом.

— Что он сказал?

— Старпом сказал, что вы устали и хотите спать, — перевел Тайхман.

— Bon soir, mon capitaine,[26]— улыбнулась Ла-Жон.

— Что…

— Мадам желает вам приятного вечера и спокойной ночи, — перевел старпом.

Лютке пробормотал что-то вроде «гнусная компашка», взял свою фуражку и ушел. Он слегка покачивался; похоже, спиртное, которое он выпил, чтобы угодить Ла-Жон, не пошло ему впрок.

Такое решение, по-видимому, не очень понравилось Ла-Жон; она рассчитывала, что он займется одной из ее подруг.

— Господа, — произнес Витгенберг, — мы присутствуем при знаменательном моменте. Это, вероятно, единственный раз, когда нашему командиру пришлось отступить. Поднимем бокалы за его здоровье и честь.

К их столику снова подошел майор и попросил разрешения выпить за здоровье своего хорошего старого товарища из ВМС. Ему разрешили. Майор был на седьмом небе от счастья и так много пил за здоровье ВМС, что его пришлось увести от их стола.

— Пора бросать жребий, — предложил Тайхман.

— Не думаю, что такое важное дело можно доверить воле случая, — возразил Рамер. — В конце концов, идея прийти сюда принадлежит мне.

Однако его довод не показался убедительным.

— Мне кажется, — сказал старпом, — что жребий уже брошен.

Про себя Тайхман подумал, что он, по-видимому, прав, и мысль эта огорчила его, поскольку Ла-Жон выглядела весьма соблазнительно.

— Вы думаете, что все решилось, потому что нам удалось избавиться от командира, — сказал Рамер Витгенбергу. — Но я хочу повторить, что это предложение принадлежит мне, и никто, кроме…

— Верно, друг мой, и я буду вечно признателен вам за это чудесное предложение. Но что поделаешь, если дама предпочла меня?

И вдруг Ла-Жон, которая сидела молча и явно скучала, слушая этот диалог, открыла рот и сказала по-немецки:

— Господа, вы слышать, что я говорить немецкий совсем хорошо. Я выучить этот язык по моей профессии, n'est се pas, и я…

— И вы поняли, о чем мы только что говорили? — спросил старпом слегка встревоженным тоном.

— О, ето было ошшень приятно. Но сейщас выбирать я, или нет?

— Ну конечно, мадам, — согласился старпом уже более оживленно.

— Bien, я бы хотел этот мужчина.

Загорелая шея Витгенберга покраснела, лицо тоже налилось краской, а пальцы стали выбивать дробь по колену.

— О, не будьте offense,[27]мой cheri, вы выглядеть очень привлекательно и очень charmant, и вы иметь много преимущества, вы говорить оччень хорошо французски и много-много другого — но он сильньее, compris?