Читать книгу "Чеченский бумеранг - Николай Иванов"

– Та-ак, и почему не спим? – ворвался в мои думы властный голос. Но почему не спим? Мы-то как раз спим, это другие в сене кувыркаются. – Так-так. И, я вижу, не все на месте, – продолжал хозяйничать, не стесняясь наступившей тишины, голос. И тут наконец я узнал его. Подхватился с койки. В дверях барака стоял заместитель начальника училища.

– Девушки, пожалуйста, идите к себе. Всем остальным – строиться на поверку.

– Уже проведена, товарищ полковник, – робко возразил кто-то из певцов. Наверное, перегрелся у печки: в армии команда дважды не повторяется.

– А это мы сейчас и проверим, – усмехнулся перегретому чудику полковник. – Становись.

Пока я облачался в форму, дошло: он не проверяет – он ищет того, с кем ушла Ира.

Ну все, Щербачок, допрыгался. Докувыркался. Посмотрим на твою физиономию после прогулочки и проверочки. И каких богов после станешь благодарить – тоже узнаем. Ох, чувствовал я, что попадется он именно на поверке. Прошлый раз, когда прибежал от Иры в последнюю минуту, я даже торопил время и старшину, предвкушая, как после его фамилии сначала повиснет тишина, а потом командир отделения признается:

– Не прибыл из увольнения.

Тогда это грозило высылкой «на очко» – драить после отбоя туалет. Сейчас же, судя во всему, подобной легкостью не отделаться. Можно было бы выбежать на улицу, позвать Ивана, но полковник замер в дверях, словно предугадывая все лазейки, где его могут провести. Говорят, что до назначения в училище он командовал дисбатом и вывел его чуть ли не в отличные. Похоже. Тогда надо предупредить старшего группы, чтобы тот пропустил фамилию Ивана. За все подлости Щербака – моя в ответ благодарность. Пусть захлебнется от удивления, когда узнает. И Ира пусть тоже задумается…

– Дайте список, я сам озвучу его, – улыбнулся моим наивным попыткам обвести его вокруг пальца офицер и протянул жилистую, загребущую руку.

В нее, красную от отблесков огня, с негнущимся указательным пальцем, и вложил список наших фамилий и судьбу Ивана старшина туристической команды. Хотя еще нет, мы тоже не лыком шиты. Есть еще один шанс: выкрикнуть «я», когда прозвучит «Щербаков». В училище при внезапных проверках частенько так дурили проверяющих.

Да только училище – не дисбат. По крайней мере, до сегодняшнего вечера оно им не было.

– Кого называю – отходите в сторону. Агеев…

Одна фамилия – одна голова. Фамилия – голова. Конец Ивану. Последний шанс – это идти вместо него. В войну иногда так поступали пленные в концентрационных лагерях, спасая нужных людей. Но только сейчас не война, а Иван – более чем ненужный мне человек. Они меня там в хвост и в гриву, а тут проявляй благородство? Как же, разбежались.

– Березкин.

– Я.

– Воронов.

– Я.

Моя фамилия где-то рядом. Вообще-то ее скоро вычеркнут из всех списков, из училища я так или иначе уйду. Сегодня, сложись иная ситуация, с удовольствием провел бы генеральную репетицию собственного отсутствия. Забавно: что-то происходит, я это вижу, а меня – нет. Я уже в другом месте, в ином измерении. В пропасти, куда желал сорваться. А что, если в самом деле пойти за Ивана? Фамилия – голова. И почему я должен осуждать Иру, и с какой стати подумал, что я лучше Щербака? А что миловались – так то весна и молодость…

Властно, отчетливо звучит моя фамилия, но окончательного решения в душе нет. Еще бы минуту-другую на раздумье…

– Дождевик, – повторяет с тайной надеждой на тишину полковник.

Я стою за спинами ребят, зажатый в проходе между кроватями. Вблизи лишь курсанты из других рот и взводов, поэтому никто удивленно не оглядывается.

– Та-ак, – радостно отмечает полковник. – Пойдем дальше.

Но дальше читать не интересно. Он даже не смотрит на проходящих под его рукой с негнущимся указательным пальцем курсантов: зачем, если узнал то, ради чего затевался весь маскарад. И пока только я, один я знаю, как дешево он прокололся, несмотря на дисбатовскую выучку.

Нет, еще можно пропустить и фамилию Ивана. А потом, когда останусь среди кроватей один, скажу, что не услышал своей. Извините, задумался. Так что еще есть время перевернуть, а точнее, поставить все на свои места. Что и нужно сделать, иначе доиграюсь… До чего? Что изменится в жизни? Решено ведь твердо – ухожу. Надоели двойки по философии, неопределенность с Ирой. Воли и свободы хочу. А тут – поступок, который без национальности, если говорить высокопарным слогом.

– Щербаков.

Ну, Ромео, Рахметов, граф Монте-Кристо, все четыре мушкетера – ну же!

– Щербаков?

– Я.

– Яппаров.

– Я.

– Всем отбой.

…В лагере нас двое – я и Иван.

Вчера вечером он влетел прямо в объятия полковника, протянувшего руку к двери. Несмотря на тусклый свет, я явственно различил, как блуждающее на лице Ивана счастье сменилось страхом. Я улыбнулся. Победа! Мне хотелось чего-то подобного. Теперь Щербак в моей памяти навсегда останется насмерть перепуганным и жалким. Ради подобного стоит жить.

Умираем победителями!

– Ваша фамилия, товарищ курсант? – взял за пуговицу штормовки ничего не понимающего Ивана полковник.

– Щербаков. Младший сержант Щербаков, – срывающимся голосом промямлил Иван.

– Как Щербаков? – Офицер вскинул к глазам список, в котором минуту назад отметил-зачеркнул ногтем совершенно другую фамилию. Повернулся к старшине: – У вас что, два Щербаковых?

Старшина отыскал взглядом меня: заварил кашу, давай сам и расхлебывай.

И я снова вышел вперед. Оказывается, сделать подобное достаточно легко, когда отрезаешь пути к отступлению. Правда, не наглел перед полковником: как и положено, плел что-то про дружбу с Иваном, свою задумчивость. В конце концов дисбатовец испепелил нас взглядом, сделал ногтем еще одну пометку и исчез за дверью.

Утром, увязая по колено в тумане, он подошел к нашей группе, вывел из строя Щербака и меня и указал своим негнущимся перстом:

– Эти курсанты попытались обмануть заместителя начальника училища. С подобным фактом разберусь в училище, но могу пообещать, что поблажки не будет. А пока отстраняю их от восхождения.

Должно быть страшно, но туристы смотрели на меня с восхищением, и я едва сдержал довольную улыбку. Ибо не сводила с меня восторженных и виноватых глазищ и Ира. Не знаю, кто и в каких тонах расписал ей происшедшее – подруги, Иван утром, а может, и сам полковник. Но факт оставался фактом: моя вечерняя выходка в глазах окружающих тянула минимум на орден Красного Знамени. Боевого. Это когда со связкой гранат – под гусеницы танка.

Этого оказалось вполне достаточно, чтобы упиваться славой. А о завтрашнем дне герои не думают. Единственное, чего тайно желалось, – чтобы Ира в знак солидарности тоже вышла из строя. Однако вовремя опомнился: это опять повяжет нас троих, а я не хотел больше числиться в одной связке. Пусть Ира идет в гору одна. Пусть уходит от нас. А потом посмотрим, к кому вернется, какой ответ принесет с Говерлы… А может, и не надо никакого ответа? Ушла – и ушла. Навсегда. Как и не было.