Читать книгу "Танцы на снегу - Сергей Лукьяненко"

– Две штуки – это ты загнул, – глубокомысленно отозвалсяносильщик. – Ну полторы… и то вряд ли…

Что-то толкнуло чемодан, заелозило по стенке в несколькихсантиметрах от моего лица. Я подумал, что плевок, наверное, достался чемодану.А теперь его вытирают. Подошвой ботинка.

Хорошо, что люди вроде Бермана не знают, как порой обходятсяс их вещами и как готовят им дорогие блюда в ресторанах. На Карьере одназнакомая родителей работала в лучшем городском отеле, не в том, что вкосмопорту, а в том, что на центральной площади, рядом с мэрией. Так онарассказывала, что если ей приходится убираться в номере люкс, а там полныйбардак и «даже унитаз за собой эти богатые скоты помыть брезгуют», то онаунитаз отчищает зубной щеткой постояльца. Ее потом уволили. Наверное, она нетолько моим родителям это рассказывала. Правда, шума поднимать не стали, лишьзапретили работать в сфере обслуживания.

Но ведь не все злые люди болтливые. А я тогда даже неудивился особенно и подумал, что так и надо поступать со всеми грязнулями.

Только решил никогда не оставлять в гостинице зубную щеткуна видном месте.

Подъехал кар, негромко урча двигателем. Багаж поставили нагрузовую платформу, повезли куда-то. Где-то совсем рядом со мной были друзья,это я знал, но поговорить мы не могли.

Кар ехал долго. Космопорт в Аграбаде большой… как я по немушагал, впервые прилетев на Новый Кувейт! Какой же я был глупый. Пешком повзлетно-посадочному полю, в любой миг рискуя угодить под тяговый луч корабляили глупый автоматический грузовик.

А как мы со Стасем улетали… ночью, с беспомощным Лионом наруках… в любую минуту отмороженные могли прийти в сознание и наброситься нанас…

Но ведь все прошло удачно!

И теперь все получится, я уверял себя в этом, но мнестановилось все страшнее и страшнее. И когда кар остановился и багаж сгрузили,и когда мы надолго остались в тишине. Хорошо Наташке в настоящей анабиознойкамере, да и Лиону ничего, а вот я уже и ног не чувствовал, и бок отлежал,ужасно хотелось поерзать и устроиться поудобнее. Все равно как всю ночьпровести в одной позе – наутро будешь совсем разбитым.

Но я терпел, лежал тихо. И вот снова послышались голоса.

– Как я это на корабле размещу? Нет, вы не могли сказать ещепопозже? Четыреста килограммов! У меня скоростная яхта, а не грузопассажирскийлайнер!

– Господин карго-мастер, но это «вип»…

– На моем корабле обычные люди не летают, господин начальниксмены. У меня четыре каюты, понимаете? Генерал Хейзинберг с семьей, онпереведен в Главный штаб и везет с собой коллекцию старинного оружия.Перегрузка – пятьсот двадцать килограммов! Академик Корнеулов со своимигеологическими пробами… вы слышали, что он сказал, когда я предложил разместитьих в трюме? И господа аудиторы с архивами… черт бы побрал этих клонов…

– Они не клоны, они обычные близнецы.

– Какая, к дьяволу, разница! Клоны, братья…

– Попрошу вас! У меня тоже есть брат-близнец, господинкарго-мастер.

Наступила короткая пауза.

– Извините. Не хотел вас задеть. Но я не могу разместить вкаютах еще семьсот килограммов! Нарушится баланс корабля, навигация в каналестанет просто-напросто опасной.

– Четыреста килограммов.

– Ваш мистер Смит весит почти полтора центнера! А еще егодочка и их личные вещи общим весом более ста килограммов! Нам и так придетсязагнать их в салон на время старта с планеты. У меня маленькая скоростная яхта,понимаете? У вас несчастные случаи на космодроме были?

– Ну а что вы предлагаете? – взвился начальник смены. –Сообщить особо важным пассажирам, о которых меня предупреждали из канцеляриипрезидента, что их груз останется на планете? Хорошо, подписывайте отказ. Яумываю руки. Подписывайте!

Вот это называется форс-мажор! Ну кто мог подумать, чтомультимиллионеру откажут в провозе груза? Я представил, как вещи сдают в камерухранения, как Стась их оттуда забирает, как нам приходится дожидаться другогокорабля… Мне плохо стало от одной мысли, что все мучения оказались напрасными.

– Давайте не горячиться, – поспокойнее уже сказалкарго-мастер, человек, отвечающий за все грузы на корабле. – Что тут у нас?Четыре места?

– Да.

– Два чемодана, сумка, анабиозная камера… Ну что за психи? Вкаждой каюте есть анабиозная камера класса люкс. Нет, они таскают с собой черезполгалактики личные камеры! Так… во вторую грузовую камеру можно загрузить ещекилограммов триста…

– Здесь четыреста.

– Что-нибудь оставим. Дошлете вечерним рейсом, с подобающимиизвинениями.

Начальник смены иронически расхохотался:

– Да? Вы представляете, какую вонь способен поднять такойпассажир, недосчитавшись чемодана?

– Вот уж поверьте, представляю. Будете?

– Э… да. Спасибо. Земные?

– Именно. Настоящий табак растят только на Земле.

– Я бы не сказал, что эдемский хуже.

– Он не хуже, но он совершенно другой. Другое солнце, другаяпочва, другая вода… Так что, загрузим в грузовой трюм?

– Если я не ошибаюсь, во вторую камеру нет доступа во времяполета.

– Именно. Ничего, потерпят без лишнего смокинга двое суток.Давайте загрузим этот морозильник… воспользуется миссис Смит штатнымкорабельным, ничего страшного. И еще сумку и чемодан. А этот отправите вечером.Да они, может быть, и не хватятся его раньше!

Я разом вспотел. И вовсе не оттого, что чемоданом,оставленным на Новом Кувейте, мог оказаться тот, в котором лежал я.

В грузовой трюм нет доступа во время полета! Значит, Наташкавойдет в гиперканал хоть и в анабиозной камере, но не в анабиозе. Ее клеткикаким-то образом почувствуют, что мир вокруг изменился… и умрут.

Как же так?

И что делать? Кричать? Но Стась велел ни в коем случае неподнимать шума!

А ведь Наташка, наверное, и не подозревает о грозящейопасности! В анабиозной камере есть окошко, но она звукоизолирована.

Что делать?

– Скажите, а где вы ухитрились раздобыть эти сигары? Я небольшой любитель, но вот мой тесть…

– Контрабанда, разумеется. На Инее-3 была задержана большаяпартия, и для персонала устроили распродажу с аукциона по номинальнойстоимости.

– Надо же. – В голосе начальника смены послышалась зависть.– У нас такого не водится.

– Пожалуйтесь в профсоюз. Такие распродажи – обычнаяпрактика на Инее, здорово повышает бдительность персонала. Хе-хе.