Читать книгу "Источник счастья. Небо над бездной - Полина Дашкова"

— Привет, Герман. Рад тебя видеть.

— Сиди, сиди, Петр, нюхай розы, наслаждайся. Вчера у тебябыл романтический вечер, ты еще не вернулся к реальности, не буду тебе мешать.— Йоруба скрылся за кустами и громко воскликнул: — Зигги! Ты тоже тут! Непознакомились еще?

«Зигги», — повторил про себя Петр Борисович.

Он успел сообразить, почему присутствие иностранца напряглоего. Соня подробно описала хозяина яхты, сумасшедшего монстра по фамилии Хот.Петр Борисович представил его вполне живо. Высокий, худой, но с толстым пузом.Лицо в крупных оспинах. Голый череп. Глаза маленькие, студенисто-сизые вкрасных прожилках. Именно так выглядел иностранец.

«Голос у него странный, то высокий, до визга, то низкийтяжелый бас, — вспомнил Петр Борисович, — и еще, Соня сказала, он плохо говоритпо русски. А этот Зигги шпарит почти без акцента».

— Герман, как поохотился? Как долетел? Тут у тебя настоящийэдем, — глухо басил иностранец.

За кустами их не было видно. Скрипнуло кресло. Йоруба сел. Ивдруг послышалась быстрая непонятная речь. Они стали беседовать по шамбальски.

После кофе Петру Борисовичу захотелось выкурить сигарету. Воранжерее курить Тамерланов запрещал. Кольт решил, что это хороший повод тихоускользнуть. Хотя иностранец, судя по всему, ничего общего, кроме некоторыхвнешних признаков, со злодеем Хотом не имел, все равно знакомиться с ним сейчасне было ни малейшего желания.

Петр Борисович осторожно поднялся, стараясь, чтобы нескрипнуло соломенное кресло, но тут почувствовал запах сигаретного дыма иуслышал громкий голос Йорубы.

— Петр, иди сюда. Знаю, тебе хочется покурить. Так и быть,сделаю сегодня исключение для двух моих дорогих гостей.

Деться было некуда. Кольт обошел кусты и сел в третьесоломенное кресло возле их столика.

— Ну, вот, теперь знакомьтесь. Петр, это Зигги. Зигги, этоПетр. Вы оба дорогие мне люди и обязаны подружиться.

Иностранец отложил сигарету, протянул Кольту руку.

— Очень приятно, Петр Борисович. Рад с вами познакомиться.

При улыбке видны были мелкие желтоватые зубы и бледныевыпуклые десны. Рукопожатие оказалось слабым, но рука удивительно твердая,словно вся из сплошной кости, без мышц, и холодная как камень.

— Зигги историк, специалист по семиотике, — сказал Герман. —Такая мощная научная голова, даже не представляешь. Мои сонорхи для него прямоблизкие родственники, члены семьи. Так их любит, столько о них знает. Тебе,Петр, будет интересно и полезно послушать Зигги.

— Да, — вяло кивнул Кольт, — я очень рад.

Йоруба вдруг вскочил, словно его подкинуло на пружине.

— Все рады, всем приятно, кроме меня. Не могу дышать вашейотравой, не могу видеть, как вы обкуриваете мои любимые розы, — он комичносморщился, замахал руками.

— Ты же сам разрешил, Герман, — напомнил Зигги.

— Разрешил. Но лучше мне этого ужаса не видеть! — Йорубапобежал трусцой по дорожке между кустами.

— Куда ты? — окликнул его Кольт.

— Утоплюсь с горя! Вы будете виноваты в моей смерти! Вы, моилучшие друзья! О, как жестока и несправедлива жизнь!

Голос его растаял во влажном оранжерейном воздухе.

— Он в бассейн побежал, — с улыбкой сообщил Зигги и щелкнулзажигалкой, давая Кольту прикурить, — вы же знаете, каждое утро он плавает неменьше часа. Герман молодец, следит за здоровьем. Плавает, бегает, скачет наконе, мяса не ест, не курит, алкоголя в рот не берет. Не то что мы с вами.

— Да, за здоровьем надо следить, — Кольт вежливо кивнул.

— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, — Зиггиулыбнулся и подмигнул. — Я правильно сказал? Не ошибся? Только у вас, русских,есть такие симпатичные поговорки. А помереть здоровеньким обидно, правда?

— Да, конечно, — Кольт опять вежливо кивнул.

— Но помереть больным еще обидней. Организм страдает,борется, теряет силы, и все напрасно. Временное облегчение, пустые надежды. Наэтом отлично зарабатывают врачи. И как бы ни был человек умен, прагматичен, авсе равно готов платить за каждый вздох, отвоеванный у смерти. — Зиггимолитвенно сложил ладони, скорчил рожу и заговорил тонким, жалобным голоском,почти без акцента: — Ну, еще чуть-чуть, год, месяц, сутки, несколько часов, ну,пожалуйста, я буду хорошим, покаюсь во всех грехах, наделаю кучу добрых дел.

Он захихикал тонко, противно, хлопнул в ладоши, аплодируясамому себе, потом взглянул на Кольта, нахмурился и очень серьезно спросил:

— Наделаю кучу. Я правильно сказал по русски?

Петр Борисович из вежливости улыбнулся и подумал: «Шут. Неприятныйи, кажется, опасный человек».

Зигги подмигнул ему, сначала одним глазом, потом другим,опять залился звонким смехом, приговаривая:

— Наделаю кучу… целую кучу добрых дел… Ха-ха! Хо-хо! Какойбогатый у вас язык! Хи-хи! Сколько разных интересных смыслов! Хе-хе! Ха-ха!

Петру Борисовичу захотелось встать и уйти, он начал тихоерзать в кресле, но тут как раз смех затих. Лицо Зигги опять стало серьезным.Он тяжело посмотрел в глаза Кольту и произнес с сильным акцентом:

— На самом деле купить отсрочку возможно. Только валютатребуется особого рода.

Петру Борисовичу стало совсем неуютно под пристальнымвзглядом маленьких студенисто-сизых глаз, он опустил взгляд, увидел насоломенном подлокотнике руку Зигги и ясно вспомнил слова Сони: «У негоотвратительные руки. Пальцы толстые, короткие. На правом безымянном перстень скрупным темным сапфиром. Ногти на обоих мизинцах длинные, остро отточенные».

— Что же за валюта? — тихо спросил Кольт, стараясь несмотреть ни в глаза, ни на руки.

Он понял, кто перед ним. На самом деле понял почти сразу, ноне желал верить.

«Как лучше поступить? — тревожно думал Петр Борисович. —Герман, конечно, не знает. Надо предупредить, объяснить. Он опасен и навернякане один здесь».

— В данном случае валюта не совсем подходящее слово, —спокойно продолжал Зигги. — И вообще эта область находится вне законовторгово-денежных отношений. Я объясню вам позже. Не волнуйтесь вы так, ПетрБорисович. В вашем возрасте это вредно, даже опасно. Да и причин для волненийнет никаких. Йоруба отлично знает, кто я.

— И кто же вы? — спросил Кольт, все еще надеясь, что этозлая шутка, ошибка.