Читать книгу "Особые отношения - Дуглас Кеннеди"

— А что на это сказала тебе сестра, когда узнала?

— В том-то и дело, она ничего не знает. Я просто не смогла собраться с духом, чтобы ей рассказать…

— А кому рассказала?

Я не отвечала. Наконец она спросила:

— Ты что, никогда никому об этом не говорила?

— Только однажды, с психологом. Но…

— И мужу не рассказывала?

— Однажды решилась было сказать ему, когда забеременела. Но подумала… не знаю… я подумала, что Тони начнет издеваться надо мной из-за того, что я до сих пор упорно переживаю по этому поводу. Он бы сказал, что это слишком мелодраматично. Теперь я понимаю, что расскажи я ему тогда, он сумел бы и это признание обернуть в суде против меня. Не только плохая мать, но и соучастница дорожно-транспортного происшествия, повлекшего человеческие жертвы.

— Постой, постой… ты что, всерьез считаешь себя виновной в смерти той женщины и ребенка?

— Я дала папе бокал вина, я заставила его превысить допустимое количество алкоголя.

— Да нет же! Ты держала бокал и по-детски пошутила насчет его возраста. Он знал, что после вечеринки ему предстоит вести машину. Он — а не ты — знал, сколько уже выпил до того, как ты предложила ему этот бокал.

— Попробуй уговори совесть. Иногда мне кажется, что я и за границу уехала только потому, что пыталась убежать подальше от этой гложущей меня вины.

— Прямо как во французском иностранном легионе.

— Именно. И этот подход, в общем-то, сработал. По крайней мере, я приспособилась с этим жить.

— Пока у тебя не отняли Джека?

— Да, само собой. И еще — когда все это со мной начало происходить, я была уверена, что это своего рода возмездие за то, что я стала причиной той катастрофы. И что Джека у меня забрали потому, что я дала отцу выпить, а он врезался в ту машину и убил маленького мальчика.

Джулия, потянувшись через стол, взяла меня за руку:

— Ты же понимаешь, что это неправда.

— Я больше ничего не понимаю и не знаю. За последние несколько месяцев у меня в голове все перевернулось. Никакой логики. Сплошная бессмыслица кругом.

— Ну, по крайней мере, в одном точно есть смысл. Нет и быть не могло никакого возмездия судьбы за аварию твоего отца — потому что ты не имеешь к ней никакого отношения и потому что так вообще не бывает. Это я тебе говорю как почти верующая католичка.

Я сумела изобразить подобие улыбки:

— Видит Бог, как я жалею, что не призналась в этом Сэнди много лет назад.

— А что бы это дало?

— Недавно я поняла, что это очень важно для меня — во всем ей повиниться.

— Пообещай мне, что никогда этого не сделаешь. И не только потому, что я искренне верю, что тебе не в чем виниться. Тем самым ты только переложишь на ее плечи вину, которую чувствуешь все эти годы. А в жизни — и сейчас во мне говорит истинная католичка — есть такие вещи, которым лучше оставаться недосказанными. Нам всем хочется исповедаться. Это, пожалуй, самая человеческая из всех мыслимых потребностей. Получить прощение, освободиться от груза вины за все, что натворили, — так поступали все люди до нас, так будут поступать все, кто придет после. Порой я думаю, что одно из самых постоянных и незыблемых явлений в истории человеческого рода — это умение напортить, навредить и самим себе, и окружающим. Это, наверное, самое ужасное, но в то же время и самое обнадеживающее: то, что каждый человек в своей жизни обязательно во что-нибудь подобное вляпался. Мы безнадежно банальны, все время повторяемся.

Я обдумала ее слова позднее, когда сидела дома со списком адвокатов, оказывающих бесплатную помощь, который мне прислали из Общества юристов. Там был целый раздел, посвященный семейному праву, и мне невольно подумалось, что у этих специалистов, наверное, голова идет кругом от всех этих историй и подробностей распада семей — а в конечном итоге все сводится к нескольким основным схемам. Он встретил другую… Мы ссорились по любому поводу… Он меня вообще не слушает… Ей кажется, что у нее нет никакой жизни, только дети да кухня… Он злится, потому что я больше зарабатываю… А причина всех этих недовольств, разочарований, неудовлетворенности коренится, пожалуй, в том, что люди не подходят друг другу, не могут научиться жить вместе. Но права была Джулия: нас толкает на все это еще и внутренний разлад, и жажда перемен… которую можно объяснить свойственным всем людям подспудным страхом смерти и ужасом от осознания того, что все рано или поздно закончится. Разве не из-за этого мы бьемся, карабкаемся, тщась придать своей ничтожной жизни как можно больше значения и веса… даже если для этого приходится разнести в пух и прах все вокруг.

Я прошлась по списку адвокатов и в конце концов оставила четыре фамилии — потому что до их контор можно было дойти пешком от моего дома. У меня не было никаких сомнений, что все они скажут то же самое: ваша ситуация безнадежна. Но кто-то же должен был все-таки представлять меня во время окончательного слушания. Я собралась было сразу начать звонить по этим четырем номерам, но сообразила, что в пятницу, в пять часов вечера, мне ответит либо автоответчик, либо секретарша, улетающая домой, и уж наверняка никто в это время не станет обсуждать случай бесплатной юридической помощи. Я отложила звонки на утро понедельника и решила отправиться на прогулку вдоль берега реки. Необходимо было прийти в себя, потому что меня все еще слегка трясло после признания, сделанного Джулии. При этом я не чувствовала ни освобождения, ни облегчения. И ее слова не показались мне утешительными. Окружающие могут сколько угодно уговаривать вас не мучиться виной, сделать это очень трудно, почти невозможно. Это, пожалуй, самое трудное — простить себя.

Я надела куртку, обулась и пошла в кухню за ключами, которые хранила там в жестянке. В этот момент зазвонил телефон. Черт. Черт. Черт. Мне страшно захотелось включить автоответчик — погода была хорошая, а мне просто необходимо было проветриться. Но, как истинная мазохистка, я сняла трубку.

— Э… могу ли переговорить с миссис… э… Гудчайлд.

Отлично. Просто великолепно. Только его мне и не хватало в этот солнечный вечер пятницы. Но я ответила ему любезно:

— Мистер Клэпп?

— О, так это вы, миссис Гудчайлд. Я вовремя?

— Да, конечно.

— Э… тогда…

Одна из его коронных долгих и неуверенных пауз.

— Алло, мистер Клэпп? — окликнула я, стараясь, чтобы в голосе не сквозило нетерпение.

— Э… да… миссис Гудчайлд. Я только хотел сообщить, что слушание в суде прошло успешно.

Пауза. Я была откровенно сбита с толку.

— Какое слушание в суде?

— О, разве я вам не сказал?

— Сказали? О чем?

— Сегодня утром я обратился в суд с требованием, чтобы ваш супруг выплачивал ипотеку за дом до окончания бракоразводного процесса.