Читать книгу "Ироническая трилогия - Леонид Зорин"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
«Надо жить и исполнять свои обязанности». Так кончил Фадеев свою главную книгу. Вспомнил ли он эти слова перед тем, как оборвать свою жизнь?
* * *
Замечательное по точности определение Бердяева о том, что в истории реализуются не реалистические, а радикальные утопии. Не потому ли люди, с ней встретившиеся, чаще всего исчезают из мира?
* * *
Из сочинения выпускницы: «Анна Каренина не встретила ни одного настоящего мужчины и поэтому легла под поезд».
* * *
На чем основан конфликт поколений? Новые люди воспринимают сумасшедший дом как реальный мир.
* * *
Авангард не может быть в большинстве по определению. Прежде всего, авангард человечества.
* * *
Немировичу-Данченко, чтобы воплотить свою мечту, спеть свою лебединую песню – поставить «Три сестры», – в 1940-м понадобилось определить чеховский шедевр как «мужественный оптимизм». Без этой жизнеутверждающей бирки поистине гениальный спектакль не обрел бы законного права на жизнь и официальное признание. Надо было как-то барахтаться.
* * *
Древние Микены погибли из-за того, что фактически обходились без армии. Горестный урок пацифистам.
* * *
Как известно, пожизненное заключение значительно страшней смертной казни. Но и на воле долголетие – непомерное испытание. Уйти вовремя – большая удача.
* * *
Еще одна ипостась новизны – мода на старые имена и отмененные названия.
* * *
Планета Земля оказалась избранницей – стала обиталищем Разума. Именно он ее уничтожит.
* * *
Первосуть человеческой трагедии – одиночество невыносимо, общность – жизнеопасна.
* * *
Можно – отступить. Можно – сделать шаг в сторону. Нельзя – упасть на колени.
* * *
Поднимаясь, опираешься на надежду. Спускаться приходится без опор.
* * *
Однажды писатель воспоминаний должен стать писателем размышлений. Иначе беды не миновать.
Что побудило Хемингуэя, едва достигшего шестидесятилетия, пустить в себя пулю? Я нахожу лишь один ответ: отчаянье от своей исчерпанности, боязнь превращения в автопародию. Однако сделав себя героем созданной им литературы и ощутив, что больше не может соответствовать ни этому образу, ни этому стилю, он понял, что должен поставить точку. Свинцовую точку. И он это сделал.
* * *
В чем сила Чехова? Все понимал. Писал так же, как жил – без иллюзий. В чем его драма? Все понимал. Жил так же, как писал – без иллюзий.
* * *
О, эта первородная жажда, это извечное стремление если уж вовсе не обнулить, то хоть бы уполовинить смыслы!
* * *
Pour vivre hereux, vivons caché – чтоб жить счастливо, надо прятаться. Все мудрецы это понимали, и никому из них не хватило мудрости воплотить это в жизнь. Садились за письменные столы и исповедывались, исповедывались.
* * *
На лике отчего пространства мы научились подмечать
И горделивость самозванства, и обреченности печать.
* * *
Жизнь нельзя считать удавшейся, если запаздывает смерть. Эстетика биографии предполагает своевременный финал.
* * *
На чем основывается героизм раба? На презрении к своей рабской жизни, которой можно не дорожить.
Героизм свободного человека – это совсем иной героизм.
* * *
Томас Манн говорил, что талант – это веселая тайна. Ох, не всегда она весела. Зощенко, Пастернак, Мандельштам… Всем им достался кусок истории, когда художество корчилось на наковальне идеологии под молотом коммуносоветской цензуры.
* * *
Писатель – эпопейщик.
* * *
«Заметки графомана» – куда ни шло. Скромно и весело. «Исповедь графомана» – звучит трагически. Все равно что – предсмертное письмо.
* * *
Пушкин (устами Сальери) назвал нас чадами праха. Но мы еще и дети страха.
* * *
23 февраля 2013.
Два важных урока в моей жизни. Ролан Быков очень переживал, даже укорял меня за то, что я согласился на то, чтоб роль Пушкина в «Медной бабушке» исполнил Олег Ефремов. Он сказал об этом в своем радиомонологе. Закончил он его так: «Но в его (т. е. в моем) кабинете на стене висит мой портрет! Мой портрет в этой роли».
Вторая история. Звонит Алексей Герман – надо посоветоваться. Приходит, рассказывает, что будет снимать фильм «Двадцать дней без войны» и хочет пригласить на главную роль Юрия Никулина. Прав ли он? Может быть, Волков (артист Театра на Малой Бронной) точнее?
Я заколебался. Сказал: «Боюсь, что зритель, видя Никулина, невольно воскресит образ Балбеса (который принес Никулину оглушительную популярность)».
Герман все же пригласил Никулина. Какое счастье, что он не прислушался к моей опаске!
Если в истории с Быковым и Ефремовым меня все же оправдывает то, что выбора не было: Быков – Пушкин был директивно запрещен властями, то в истории с Никулиным оправданий мне нет. Обнаружил банальную склонность к стереотипу. Надолго я запомнил тот день. Вот мысленно вспоминаю его в другой день, когда в Питере хоронят Германа.
* * *
Не говори: жизнь была мгновенной.
Скажи просто: жизнь – была.
* * *
Удача – призрак, счастье невозможно
И лишь одно забвение надежно.
* * *
У литератора родина та, на языке которой он думает.
* * *
Никто так успешно, изящно, так цельно не прожил такую почти мгновенную, короткую сорокалетнюю жизнь, как смог прожить ее Антон Павлович.
Неужели краткость ее входила в условие этой безукоризненности?
* * *
Удивительно, какую отцовскую заботу о русской литературе ощущал совсем еще молодой Пушкин. Его удручала почти девственная нагота ее жанров. И он один заполнил лакуны. Он дал ей сказку, балладу, поэму. Он дал ей лирику, миниатюры, стансы. Он дал нашей прозе рассказ и повесть. Драматургии он дал трагедию, драму, прекрасные диалоги. Он был и критиком, и публицистом. Он поднимал целину, он сеял. Он строил нашу словесность как дом, как Петр – русское государство. Удивительно, как молодой человек ощутил ответственность патриарха.
* * *
Отечество скорее островное, нежели континентальное понятие. У Пушкина и близких ему по духу людей оно было Царским Селом, при этом и Царское Село было обозначением лицейского сообщества, уместившегося в тридцати аскетических кельях.
Для многих людей двадцатого века островом – отечеством был русский язык, это была их родина, в которую они репатриировались из коммуносоветской жизни. И родина эта находилась в постоянной осаде выпавшего ей времени, которое штурмовало и размывало этот остров. Ибо оно создало свой язык. Язык аббревиатур, протоколов, резолюций и заявлений. Язык газетных передовиц, заполненных анкет и доносов.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Ироническая трилогия - Леонид Зорин», после закрытия браузера.