Читать книгу "Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - Михаил Алексеев"

В конце февраля в Харбин из Шанхая возвратился Дидушок («Барон»). Он открыл текущий счет «Алексееву» в банке «Equistern», чем значительно облегчил перевод денег. Однако отчета о состоянии дел резидентуры «Алексеева» он не сделал. В Шанхае Дидушок встречался с представителем ОМС ИККИ в Китае (Шанхае) А. Е. Альбрехтом (Абрамовичем).

Абрамович просил Дидушка срочно передать в Коминтерн, что весь ЦК компартии в Шанхае, за исключением двух его членов, был арестован, ожидаются «жестокие» расправы. Однако имелась возможность спасти арестованных, для чего срочно требовались деньги. В конце марта Москва передала в Харбин информацию, полученную из Шанхая по линии ИККИ, о расконспирировании ряда разведчиков, в том числе Штальмана («Рихарда»), помощника «Алексеева».

В этой связи предлагалось немедленно запросить «Алексеева» и предложить в случае подтверждения сведений о расконспирации Штальмана откомандировать его в Харбин или Владивосток. Неясно, зачем было усложнять задачу, когда шанхайский резидент поддерживал связь с Ольгой Миткевич, а та, в свою очередь, с Абрамовичем. Последней мог, если не хотел этого делать напрямую, через Миткевич передать настораживающую информацию о провале, не привлекая лишних людей и не теряя драгоценного времени. Может, это была рекомендация в действии – держаться от «соседей» подальше? Как бы там ни было, Штальман выехал из Шанхая в Харбин.

В конце марта 1928 г. из Харбина курьером был направлен «Алексееву» тайнописный текст с инструкциями, адресованными КПК, для передачи Ольге Миткевич. Помимо инструкций китайским коммунистам, Миткевич должна была передать Абрамовичу и деньги, предназначавшиеся на обеспечение деятельности шанхайской резидентуры, «в надежде на скорый возврат» их Коминтерном. Однако этого не произошло, и «Алексеев» оказался без средств.

В начале мая из Харбина в Москву выехали Штальман и Миткевич. По словам последней, «Алексеев» сидел без денег, так как полученные Абрамовичем деньги так и не были возвращены. Долг представителя ОМС в Шанхае военной разведке исчислялся суммой 4000 американских долларов.

Абрамович защищался как мог. Он утверждал, что деньги оседали у представительницы Профинтерна Ольги Миткевич. 1 мая 1928 г. в своем письме заведующему Пятницкому он очень нелицеприятно отзывался об Ольге: «Она всеми правдами и неправдами вымогала и сейчас продолжает вымогать деньги, где только может (так, например, деньги от берзинских соседей она получила и никому об этом не говорила). Благодаря ее вмешательству в денежные дела мы никак не можем рассчитаться с китайцами, – сообщал представитель ОМС в Шанхае. —..Абсолютная неконспиративность, таскание китайцев повсюду, провал всех наших помещений, связь со всеми соседями, как берзинскими, так и другими, выхватывание денег, путчизм безграничный и, наконец, поддержка терроризма в самой анархической форме…»

Кто «придержал» деньги, сказать трудно.

Следует лишь подчеркнуть, что по указанию Центра «Алексеев» вынужден был поддерживать связь с представителями Коминтерна в Шанхае, имевшими очень отдаленное представление о конспиративной работе, что ставило под угрозу существование самой шанхайской резидентуры.

Тем временем у «Алексеева», прибывшего в Шанхай в начале декабря 1927 г., уже 1 июля 1928 г. истекал срок действия литовского «сапога» (паспорта). Поэтому он запросил Центр через харбинскую резидентуру разрешения прибыть в Харбин для продления паспорта. Разрешение было получено, и 3 июля «Алексеев» выехал на Север Китая. Что представляла собой агентурная сеть шанхайской резидентуры к этому времени? В состав сотрудников резидентуры помимо «Алексеева» входили уже упоминавшийся Гогуль и Наталья Никандрова («Нелли», «Эльза»). Никандрова поддерживала связь с «Иностранцем», завербованным Горбатюком («Громовым»), и с самим Горбатюком.

Каких-либо действий Центра по оказании помощи «Алексееву» в создании «крышевого» прикрытия не прослеживалось, а он сам с этой сложной задачей справиться не смог.

Пребывание же Гогуля в Шанхае не выдерживало никакой критики. «Нелегальная» резидентура в Шанхае поддерживала тесную связь с Горбатюком, заведующим агентством Китайско-Восточной железной дороги в Шанхае.

Горбатюк, в свою очередь, был связан со структурами КВЖД в Шанхае, Дайрене и Харбине. Им был завербован заведовавший коммерческой частью Шанхайского агентства КВЖД «Коммерсант» (настоящая фамилия Лурье – Эттингоф). Вновь приобретенного агента Горбатюк предлагал использовать «как вербовщика за небольшие деньги».

Как мы помним, китайская агентура была принята «Алексеевым» от Рахманина в полном составе, за исключением одного человека. За полгода руководства «Алексеевым» резентурой агентурная сеть претерпела существенные изменения: часть агентов отошла от сотрудничества, а другие, судя по всему, только числились на бумаге.

В качестве источников развединформации остались: агенты «Жорж» и «Петров» – в Шанхае, «Гай» и «Тан» – в Нанкине. Для связи с «Таном» по-прежнему использовался его брат «Петров». Имелись две квартиры для явок и свиданий и несколько почтовых адресов, на которые поступала корреспонденция с использованием тайнописи, в том числе из Нанкина и Ханькоу.

В интересах легализации «Алексеев» снял помещение и оборудовал его для производства фотографических работ. Для работы в фотоателье был нанят специальный сотрудник, который, судя по всему, догадывался об истинной деятельности шанхайского резидента.

Не успел «Алексеев» прибыть в Харбин, как следом за ним из Шанхая пришло письмо, извещавшее о провале самого «Алексеева» и, «по-видимому», всего аппарата, а также о том, что руководство резидентурой принял на себя Гогуль. Требовалось срочно направлять нового резидента в Шанхай.

Из разговоров в Харбине с «Алексеевым» сложилось впечатление, что агентурный аппарат не мог быть провален. «Алексеев» считал целесообразным новому резиденту дождаться его приезда в Москву для решения организационных вопросов. На это предложение Берзин прореагировал резолюцией: «Я думаю, что «Джим» может подождать приезда «Алексеева». Об этом «Джиме» будет еще отдельный разговор.

Уже в конце августа 1928 г. резидентуру временно возглавил Громов (Горбатюк), вернувшийся из служебной командировки (по делам КВЖД) в Москву.

А спустя месяц в Шанхае очередной раз появился «Барон» – Дидушок, которому снова было поручено оценить состояние резидентуры. При этом он наделялся полномочиями принять организационные меры, если в этом появится настоятельная необходимость. На сей раз Дидушок покинул Шанхай только после того, как разобрался в положении дел.

Одной из причин возможного провала «Алексеева», по мнению Дидушка, было поведение самого «Алексеева».

Представьте себе колоритную фигуру «Алексеева», приехавшего в Шанхай с литовским «сапогом». «Как должно себя такое лицо вести, принимая во внимание специфические условия Шанхая, где почти каждый европеец на счету?» – вопрошал Дидушок. И сам же отвечал: скромно, сообразуясь со своим амплуа, стараться потеряться в общей массе, ничем внешне не выделяясь.

В свой первый приезд в начале 1928 г. Дидушок такую приблизительно картину и застал. Но, видно, шанхайская обстановка оказала свое пагубное влияние на «Алексеева» – у него появились шикарная квартира и роскошный автомобиль.