Читать книгу "Мэнсфилд-Парк - Джейн Остин"

— И я буду тебе писать, Фанни, когда будет о чем рассказать. О том, что тебе приятно будет узнать и что, кроме как от меня, ты не скоро услышишь.

Даже если б она сомневалась, что он имеет в виду, она по его просиявшему лицу сразу бы это поняла, когда подняла бы на него глаза.

Подобное письмо надобно постараться встретить во всеоружии! Чтобы ждать письма от Эдмунда с ужасом! Фанни начала понимать, что с ходом времени и в различных обстоятельствах ее мнениям и чувствам еще предстоит меняться, этого не избежать в нашем переменчивом мире. Еще не полностью она испытала превратности, сужденные душе человеческой.

Бедная Фанни! Ехать ей и хотелось и не терпелось, однако же этот последний вечер в Мэнсфилд-парке не мог стать для нее тяжким испытанием. При расставанье сердце ее разрывалось. Она оплакала здесь каждую комнату, а уж того более — каждого любимого обитателя этого дома. Она прильнула к тетушке, ведь той будет ее недоставать; борясь с рыданьями, поцеловала руку дядюшки, ведь она вызвала его неудовольствие; а что до Эдмунда, подойдя к нему проститься, она не смогла ни говорить, ни поднять глаза, ни подумать, и, лишь когда все осталось позади, поняла, что он простился с нею с братской нежностью.

Все это происходило ввечеру, ибо уезжали они ранним утром; и когда оставшиеся, поубавившись в числе, встретились за завтраком, об Уильяме и Фанни говорили как о тех, кто уже на шаг отдалился от них.

Глава 7

Новизна путешествия и радость быть с Уильямом вскорости, когда уже изрядно отъехали от Мэнсфилд-парка, как и следовало ожидать, рассеяли грусть Фанни, и к тому времени, когда первая часть пути осталась позади и надобно было покинуть карету сэра Томаса, она уже способна была распрощаться со старым кучером и безо всякого уныния послать всем приличные случаю приветы.

Приятным разговорам между братом и сестрою не было конца. Все веселило ликующего Уильяма, и он дурачился, перемежая шутками беседу о материях более серьезных, которая если не начиналась, то уж непременно кончалась восхвалениями «Дрозда», догадками о том, что кораблю предстоит в ближайшее время, надеждами, что он войдет в состав армады для участия в серьезном бою, благодаря которому (особенно если старший лейтенант не будет помехой — а со старшим лейтенантом Уильям сейчас особенно не церемонился) он быстро получит следующий чин, или расчетами на призовые деньги, которые он щедро раздаст семье, оставив лишь столько, сколько понадобится, чтоб сделать удобным и уютным домик, где они поселятся с Фанни, когда станут уже немолоды, и проживут там вместе до глубокой старости.

О Фанниных теперешних тревогах, которые касались мистера Крофорда, они не говорили. Что произошло, Уильям знал и в душе сетовал на холодность сестры к человеку, которого числил едва ли не образцом среди людей; но он был в том возрасте, когда любовь превыше всего, и потому не мог ее винить; и, зная ее желание на сей счет, не стал ее огорчать ни малейшим намеком.

У ней были причины думать, что Крофорд еще не позабыл ее. За три недели, которые прошли с их отъезда из Мэнсфилда, его сестра несколько раз писала к ней, и в каждом письме оказывалось несколько строк от него, пылких, недвусмысленных, как его речи. Переписка эта, как Фанни и опасалась, была неприятнейшего для нее свойства. Манера письма мисс Крофорд, живая и нежная, была сама по себе злосчастьем, ибо, мало того что приходилось читать и строки, прибавленные пером ее брата, еще и Эдмунд не успокаивался, пока она не прочитает ему все самое существенное, и после она вынуждена была выслушивать его восторги касательно языка и сердечной привязанности к ней мисс Крофорд. По правде сказать, письма так были полны особого смысла, намеков, воспоминаний, так много места в них занимал Мэнсфилд, — как тут было не предположить, что они на то и рассчитаны, чтоб он их услышал; и вынужденная в этом участвовать, втянутая в переписку, которая приносит признания человека нелюбимого и заставляет поддерживать враждебную ей страсть того, кого она любит, Фанни чувствовала себя жестоко оскорбленной. И в этом тоже теперешний переезд благодетелен. Когда она не будет более под одной крышей с Эдмундом, у мисс Крофорд, без сомненья, не окажется столь важных причин писать, чтобы она стала себя утруждать, и в Портсмуте их переписка сойдет на нет.

Поглощенная подобными мыслями и тысячами других, Фанни продолжала путешествие весело, благополучно, с той скоростью, на какую разумно было надеяться в слякотный месяц февраль. Они въехали в Оксфорд, но на колледж Эдмунда Фанни успела бросить лишь торопливый взгляд, так как они проезжали мимо и ни разу не останавливались до самого Ньюбери, где уютной трапезой, соединившей в себе обед и ужин, завершился этот отрадный и утомительный день.

Утро опять проводило их в путь спозаранку; и безо всяких событий и помех они исправно продвигались вперед и достигли окрестностей Портсмута еще засветло, так что Фанни могла смотреть по сторонам и дивиться новым строениям. Они миновали разводной мост и въехали в город; и только еще начинало смеркаться, когда, следуя громогласным указаниям Уильяма, почтовая карета с грохотом свернула с главной улицы в проулок и остановилась перед домишком, который теперь занимал мистер Прайс.

Фанни была вся волнение и трепет, вся — надежда и опасение. Едва они подъехали, неряшливого вида служанка, которая, должно быть, их поджидала, выступила вперед и, спеша не столь помочь им, сколько сообщить новость, тотчас же заговорила:

— С вашего позволенья, сэр, «Дрозд» ушел из гавани, нынче приходил офицер. Ее перебил красивый высокий мальчик одиннадцати лет, который выскочил из дому, оттолкнул служанку и, пока Уильям сам открывал дверцу кареты, закричал:

— Ты как раз вовремя. Мы уже полчаса тебя поджидаем. «Дрозд» нынче утром вышел из гавани. Я его видел. Вот красавец. Говорят, он через день-два получит предписанье. А в четыре приходил мистер Кэмпбел, справлялся о тебе. У него одна шлюпка с «Дрозда», в шесть он отчалит на корабль и надеется, ты поспеешь с ним.

Один-другой изумленный взгляд, брошенный на Фанни, когда Уильям помогал ей выйти из кареты, вот и все вниманье, каким ее удостоил младший брат; но он дал ей себя поцеловать, хотя все продолжал обстоятельно рассказывать о том, как «Дрозд» выходил из гавани, вот что по праву интересовало мальчика всего сильней, ибо на этом корабле ему в нынешнем плавании предстояло сделать свои первые шаги на поприще моряка.

Еще минута — и Фанни в узком коридорчике родительского дома, в объятиях матери, которая смотрела на нее с истинной добротою и показалась ей тем милее, что чертами лица вызвала перед глазами дочери тетушку Бертрам; тут же были и две Фаннины сестры, — Сьюзен, рослая, красивая девочка четырнадцати лет, и самая младшая в семье, Бетси, которой еще не исполнилось пяти, — обе по-своему ей обрадовались, хотя хорошими манерами при встрече похвастать не могли. Но не манеры нужны были Фанни. Пусть бы только они ее любили, этого ей будет довольно.

Потом ее повели в гостиную, такую крохотную, что сперва она приняла ее за проходную комнату по дороге в другую, получше, и стояла, ожидая, что ее пригласят дальше, но тотчас увидела, что более тут дверей нет, заметила признаки жилой комнаты и опомнилась, упрекнула себя, огорчилась, боясь, как бы о ее мыслях не догадались. Но матери было не до того. Она опять поспешила к парадной двери, чтобы радушно встретить Уильяма.