Читать книгу "Ностальгия - Мюррей Бейл"

— Вот это — гостиница, где Временное правительство впервые собралось в тысяча девятьсот семнадцатом году,[145]— сообщила Анна. — Красная площадь — сразу за нами.

Вайолет резко крутнулась на месте, улыбнулась, не разжимая губ:

— Вы нас никогда не расспрашиваете о нашей собственной стране. Вам неинтересно?

— Ну что вы! Но вы мне сами рассказывали. Кроме того, у меня ваши паспорта.

И гид улыбнулась.

— Им неинтересно. — Хофманн покачал головой. — Так и зарубите себе на носу.

Анна с достоинством оправила юбку.

— Мы не путешествуем столько, сколько вы.

— Потому что не можете. — Это снова Хофманн.

— Анна, я бы такого не выдержала. — Вайолет нервно прикурила. — Я бы просто рехнулась.

— А почему вы не можете путешествовать? — не отступался Хофманн. — Расскажите-ка нам все как есть.

— Не груби! — одернула его Луиза. — Оставь ее в покое.

— У нас нет в том необходимости, — отозвалась Анна. — Ох, хотелось бы мне в один прекрасный день съездить в Египет.

— В Египет? — взвыл Гэрри.

Анна по-прежнему улыбалась.

— Вы вольны путешествовать всю свою жизнь, но в финале все равно ждет смерть. Вы так не считаете?

Остальные жадно слушали, подавшись вперед. Анна обернулась и сказала что-то по-русски официанту.

— Вечно она этак мило улыбается, — пробурчала Вайолет.

— Да ладно, Анна — тетка что надо!

— Вообще-то мы, между прочим, в отпуске, — напомнила миссис Каткарт. — Мы — у них в гостях, в чужой стране.

Похоже, один только Борелли задумался над словами Анны. Потеребил пальцем губу, оглянулся на Хофманна.

— Мы родом из страны, где нет ничего — или, во всяком случае, пока ничего — существенного. Порою мы кажемся совершенно бессердечными. Не знаю почему. Иногда мы просто не знаем, как правильно. — Все заулыбались, ободряя Анну. — Еще до того, как отправиться в путешествие, мы уже блуждаем по кругу. Мы так мало понимаем. Я бы даже сказала, мы мало во что верим. В душах у нас — пустота. Думается, нам даже любить трудно. А когда мы разъезжаем по миру, мы требуем простоты даже от путаницы — все так запутанно, не правда ли? Не знаю, с какой стати нам так нужны простые ответы, но — зачем-то нужны. Мы ждем однозначности. В определенном смысле вы в своей стране — счастливцы. — Видя, что все взгляды обращены на нее, Луиза медленно залилась краской. — По крайней мере, мне так кажется.

Хофманн, сидящий на некотором расстоянии от жены, издевательски фыркнул.

— Речь! Речь! — грянул Гэрри — уменьшая тем самым дробление.

Каткарты уставились в тарелки, затем торжественно возвели глаза вверх, на карниз.

— Мы — странная публика, — признал Норт и внезапно расхохотался.

Луиза кусала губы; Борелли коснулся ее плеча.

Джеральда все это словно не касалось; он глядел сквозь темное окно в никуда, пытаясь настроиться на позитив. В дальнем конце стола Норт наклонился к Саше, чтобы лучше слышать.

Неопределенность возрастала: австралийцы стояли в очереди перед гробницей Ленина. Самого Мавзолея, возведенного выше по склону, они пока что не видели. Перед ними монолитной волной вздымалась мощеная Красная площадь — и, потемнев на жаре, словно бы откатывалась назад. Очередь длиной в несколько верст продвигалась вперед медленно, словно волоком: неизбежные издержки туризма.

Австралийцы оказались зажаты между говорливой делегацией переплетчиков из Киева и кланом имбирно-румяных шотландских плясунов — в килтах, с красными коленками, все как полагается (якобы большие поклонники балета). С Джеральдом у края, группа отбрасывала совершенно японские тени — источник праздного интереса. Все, кроме Анны, преисполнились некоторой задумчивости. Разговаривали мало. Все уже стояли на открытом пространстве, в пределах видимости Мавзолея. Нарастало ощущение утраты; казалось, время и пространство утекают промеж пальцев. Если не считать бесконечной очереди, Красная площадь была пуста. И представьте себе: откуда-то доносились необъяснимые призывные ноты тех самых, раздолбанных труб — словно напоминание. Что за бессмыслица! Задержать мгновение непросто; и однако ж и время, и окрестные массивные объекты медленно перетекали из одной точки в другую. Просачиваясь сквозь тела.

Время от времени — словно кто-то за ниточку дернул — дебелая или кривоногая статичная фигура, обычно преклонных лет, вываливалась из очереди налево или направо — в падении по четкой дуге; ее сей же миг обступят и обсядут ближайшие родственники или друзья — и несут пострадавшего в тень. Миссис Каткарт поинтересовалась вслух, не недоедают ли они, часом, бедолаги.

На возвышении, зажатые древними потемневшими стенами, в каждом конце Красной площади, выпячивалось по православной церкви. Площадь была так обширна, что оставалась неизменно пустынной: ну как, скажите на милость, ее возможно заполнить? В церковной оконечности она сочилась воздухом — и людьми; а еще там земля резко шла под уклон от приблизительного центра. Сюда-то и втиснули приземистый Мавзолей — на протяженной стороне, напротив Кремлевской стены. Теперь до входа оставалось менее пятидесяти шагов. Вайолет расстегнула несколько пуговиц — и стояла с закрытыми глазами, наслаждаясь солнцем.

Памятуя о своих обязанностях, Анна отвернулась от клюющих носом переплетчиков и, наставительно подняв палец, перечислила следующие пункты.

Мавзолей:

а) построен из красного гранита;

б) пуле- и бомбонепробиваем;

в) единственный сохранившийся в Советском Союзе образец чистого конструктивизма;

г) более семи миллионов благоговейных посетителей в…

Что-то привлекло их внимание.

— Эге-гей! — замахала рукой миссис Каткарт. — Прошу прошения, Анна, — извинилась она. И по-матерински подтолкнула Гэрри локтем. — Мы здесь, здесь! — скажите же им.

К ним под палящими лучами брели Кэддоки: Леон поддерживал Гвен под руку и чуть наклонялся вперед, точно поспешал навстречу ветру. Торопилась и Гвен, лихорадочно оглядывая очередь. Обвешанный кожаными футлярами с оборудованием — вроде прокопченных трофеев на дикарских ожерельях, — Кэддок выглядел весьма импозантно: этакая ультрасовременная, исполненная благодушия фигура. То, что Гвен кусает губы, он, конечно же, никак не мог видеть. Вот черты лица ее облегченно разгладились; вся группа заулыбалась.

— Еще немного — и корабль бы без вас ушел, — приветственно рявкнул Дуг.

Кэддок немедленно принялся рассказывать всем о том, как ушел фотографировать партийную машину — она размещалась в самом протяженном здании восточного блока, «на улице Кузнецкой, в двух шагах отсюда». Машина совершенно грандиозная, на несколько кварталов; но то же название применимо и к ее мельчайшей и словно бы пустячной детали.