Читать книгу "Красный свет - Максим Кантор"

Дешков шагнул к Семену Панчикову и сказал ему:

– Отдай крест.

Выговаривал слова Дешков тем же голосом, каким прежде пользовался его отец: отчетливо, тихо, словно берег звуки, и в каждую букву он вдавливал ненависть. С этой ночи Дешков поменялся, стал тем Дешковым, которого потом уже боялись все. Он не чувствовал неприязни к Панчикову, но решил, что убьет его – и сделать это надо было сегодня.

– Отдай крест немедленно.

– Какой еще крест?

– Зарублю, – сказал Дешков, и все поверили.

– Так им крест все равно без надобности, – сказал Степан Панчиков, расстегивая гимнастерку и снимая с шеи медное распятие величиной с ладонь, – они здесь и Богу не молятся, и в церковь не ходят. Крест – слово-то выучили… Тут и церкви нет никакой, какой же батюшка мог ей крест дать… Врет бабка. Сама где-то украла. Ну вот, отдал ей крест. Пожалуйста! И что толку, что у тебя крест будет, бабка? В Бога ты все равно не веруешь!

– Лялечки моей крест, – нараспев сказала бабка. – Крестик моей лялечки.

Они двинулись к конюшням, шли в кромешной темноте, слышали, как скрипит снег под сапогами, да чернота казалась гуще в тех местах, где спрятан был человек. Капитан с Севера, Панчиков, старался попасть в ритм шагов Дешкова, хотел привлечь его внимание.

– Как можно говорить, что я брал их хлеб, – твердил Панчиков, – если этот хлеб им дает армия. Это, знаете ли, против всякой логики. Нонсенс. Этот хлеб мы лично пекли с Додоновым. Теперь женщина версию выдвигает, что армия у них отнимает хлеб. А вчера говорила спасибо за то, что армия ей хлеб дает. Вот так, все с ног на голову. Я призывал ее к сознательности, и только.

Дешков шел вперед, не отвечал.

– И про крест не слушайте. Я сам с Севера, а у нас знаете какая крепкая вера. Староверы мы. Коммунисты, разумеется, но традицию соблюдаем. И мне этот крест нужен. Я, знаете ли, думаю, что женщина сама вынесла этот крест из какой-нибудь разоренной церкви.

Дешков ничего не сказал. Но вокруг говорили уже многие, полк покидал Мерклово, седлали лошадей, голоса кавалеристов разносились гулко в морозной ночи.

– Русский народ – безбожный народ в принципе, – сказал капитан Панчиков. – Помните, что Белинский писал про набожность русского мужика? Про иконы? Годится – молиться, а не годится – горшки накрывать. Война только усугубила эти качества. Ну и холод! Как лошадям-то в такой мороз?

– Смотри за ним, Додонов, – сказал Дешков, обернувшись в ту сторону темноты, которая скрывала Додонова, – как бы он мне в спину не выстрелил. Когда начнется атака, мы с ним разберемся.

Они подошли к конюшне; денщик держал Ласку под узцы, и Дешков принял у него повод.

Руза была скована льдом, реку перешли шагом, ведя коней в поводу, удерживая их, чтобы кони ступали тихо и не кололи лед. Поднялись на крутой берег. Огня не жгли. Темным утром, до восхода, двинулись к лесу, три километра лошадей вели вдоль опушки по снегу, опасались свернуть в лес. Чернота впереди обозначала бесконечное, как казалось, поле, которое надо пересечь и на котором они должны погибнуть.

Командир полка Клименюк команды сворачивать в лес не дал – и по простой причине: в лесу кавалерия перестает быть боевой единицей. Свернуть в лес – означает рассеяться, деревья и кусты не дадут собраться снова. Легко им в штабе приказать: сворачивайте в лес! А кто знает: редколесье тут или чащоба, овраги или болота. Кто эти леса исследовал? Никто и никогда. Однако сказали: «в лес», и теперь иди, да еще ночью, и это чтобы избежать потерь. Выход один – ждать, как там завяжется, как пойдет у Кривошапки, и дать бою затянуться, а уж потом ввязаться. Но скорее всего, через час Кривошапка отступит, а Клименюк получит распоряжение закрепиться на захваченных рубежах – то есть в чистом поле, где предполагается атака. А как можно закрепиться в поле зимой – это военной науке неизвестно.

Кавалеристы стояли и ждали, пока в Середе начнется бой. Миновал час, за ним второй. Над лесом прошла сигнальная ракета – это Кривошапка пошел в атаку. Клименюк не шелохнулся. Кавалеристы смотрели, как желтая ракета ушла за черные ели. Потом – вторая.

– Я думаю, Николай Евгеньевич, – сказал Клименюк майору Коконову, – что Середу мы сегодня или завтра возьмем – но первым в атаку я не пойду, я пойду вторым.

– Ты командир, тебе и решать, – сказал Коконов.

– Мне не только Середу брать надо, мне еще и людей надо сохранить.

Клименюк ждал, чтобы спасти полк, – бывало, что через полчаса после начала боя приходит приказ передислоцироваться. Так случалось дважды: они выдвигались в болота, вступали в бой, а затем им приказывали отойти и закрепиться – и они отходили, оставляя в болоте убитых. Приказ, отданный сейчас, был смертельным, Клименюк был уверен, что за ним последует более разумный приказ. Но исполнить новый приказ убитые кавалеристы уже не смогли бы. Если есть возможность ждать, надо ждать.

Клименюк и Коконов верхами возвышались над пешим еще строем, причем Коконов, человек сугубо штатский, но обучившийся ездить верхом, сидел на своей лошади прямо и начальственно, точно за столом в кабинете, – а усталый Клименюк сидел сутуло.

– Трусим, командир? – спросил Дешков, глядя на командира полка снизу вверх.

В серых сумерках группа офицеров подошла к начальству, ведя коней в поводу.

Заговори так кто с Клименюком три дня назад – сразу бы пошел под трибунал, его бы расстреляли через полчаса. Но сейчас полковник почти не удивился – он ждал таких слов от своего начальства, а сказал их кто-то снизу, вот и вся разница. Перед начальством он отчитается после боя – объяснит, что Кривошапка его не дождался. Клименюк про себя сказал уже все слова, ничего добавить не мог. Перед Дешковым на коне сидел сутулый, до крайности усталый человек.

Полковник оглядел силуэт Дешкова, рассмотрел подробно, узнал капитана и сказал:

– Не по уставу говоришь, капитан. Под трибунал пойдешь.

– Плевал я на трибунал, – сказал Дешков, – ты под трибунал сам пойдешь.

Майор Коконов двинул коня на Дешкова, и морда коня уперлась Дешкову в грудь.

– Ты, Дешков, с ума сошел. Мы тебя судить будем.

– Нет, Коконов, – сказал Дешков. – Я в своем уме.

Он взял майора за сапог, приподнял, толкнул и выбросил из седла на снег. Все это произошло быстро – так быстро, что никто не успел помешать. Майор упал тяжело, он был большой и полный. Вдруг стало ясно, что случилось нечто страшное.

– Слушай мою команду, – сказал Дешков, обращаясь к офицерам. – Согласно приказу номер двести семьдесят, я, капитан Дешков, принимаю команду боем. К атаке построиться. Майора Коконова и полковника Клименюка – под стражу.

Сказал тихо, но услышали все.

Приказ № 270 от 16 августа 1941 года, тот самый злосчастный приказ, которым пугали граждан в мирные годы: дескать, все те, кто попал в плен к немцам, потом отсидели 10 лет в лагерях на родине, – именно этот приказ сделал капитана Сергея Дешкова командиром.