Читать книгу "Жанна Ланвен - Жером Пикон"

В следующем году Жанна создала «костюмы, шлемы и прически» для пьесы «Амфитрион 38» Жироду, которую ставил Жуве в театре Елисейских Полей. Фривольность бульварных театров отступила перед вечными мифологическими сюжетами.

Создавая театральные костюмы для пьесы по мотивам античной истории, Жанна соперничала с Шанель, которая готовила костюмы к «Антигоне» Жана Кокто, поставленной в 1922 году в театре «Л’Ателье». По-настоящему они станут конкурентками в 1934-м, когда Жуве обратится к Ланвен с просьбой заняться костюмами для постановки «Адской машины» Кокто, а автор закажет их у Шанель, сопроводив свои действия неоспоримым аргументом: «Представьте только, как я говорю Шанель, которая предлагает мне ткани на тысячи и тысячи франков и роскошные украшения: “Я не нуждаюсь в ваших услугах”. Нет, ничего сделать уже нельзя, это дело надо уладить деликатно».

После постановки «Зигфрида» отношения между тремя этими выдающимися людьми установились очень хорошие. Жироду хранил теплые воспоминания о репетициях «Амфитриона 38», а несколько лет спустя, присутствуя на показе пьесы в Нью-Йорке, он напишет Жуве: «Я словно снова оказался в театре Елисейских Полей, когда мы раскрашивали занавес и Лулу[558] показывала мадам Ланвен свою золотую кошку».

За кулисами, в окружении домашних любимцев…

Жанна не просто присутствовала на репетициях, она любила смотреть, как ставят декорации, и с удовольствием проводила в театре много времени, чаще в конце дня. Она проникалась текстом, вдыхала запах сцены, веселилась и волновалась вместе с актерами. Детали костюмов обсуждались в хорошей компании. «Жуве всегда полон энтузиазма, – писал Жироду жене. – Сейчас мы обедаем у (Пьера) Ренуара, все втроем с красавчиком Лабюскьером и мадам Ланвен, которая принесла эскизы моделей». То, что не только вездесущий Лабюскьер присутствовал на этом обеде, но и сама Жанна лично, доказывает, что она разделяла упомянутый энтузиазм постановщика и была очень увлечена созданием этих костюмов. Кажущаяся банальность и традиционность второй комедии Жироду, «Амфитрион 38» – число 38 означает количество театральных вариаций на тему этой греческой легенды о любви Юпитера к жене афинского полководца Амфитриона – конечно же притворство. Пьеса адресована публике, равнодушной к мифологии и классической культуре, предпочитающей скорее броское словцо, пародии и такую ироническую постановку, где «неожиданно смешиваются юмор, спорт, официальные залы, греческие боги и костюм с курткой». Комментарии, которыми обмениваются герои этой гениальной смеси по поводу своих костюмов, ставят вопрос внешнего вида, как в буквальном, так и в переносном смысле, на первое место.

Кроме Луи Жуве в роли Меркурия и Пьера Ренуара в роли Юпитера, задрапированных в плащи синего цвета, с наколенниками и странными золотыми и серебряными шлемами с жемчужной отделкой, Жанна Ланвен, верная традиции, приготовила костюмы и для Валентины Тессье, игравшей Алкмену, и для Люсьены Богерт в роли Леды. Для них были созданы длинные тоги из крепа, с глубоким декольте в форме буквы V, с прорезями на рукавах, отделанных бисером на кокетке. Нежные полутона, оттенки бежевого и розового, создавали иллюзию обнаженного тела.

Божественность на продажу. Пьеса имела такой успех, что прошла в Париже двести тридцать шесть раз.

Через несколько лет Жанна напишет о связи между театральными постановками и своим творчеством того времени: «Именно благодаря “Амфитриону 38” длинные платья имели такой успех.

Я создала новую линию длинных платьев и боялась, как бы это не шокировало моих клиенток. Одновременно у меня появилась мысль опробовать этот силуэт для сцены. Единственная разница была в том, что в театральных костюмах я убрала подкладку, и у меня получились струящиеся полупрозрачные туники.

Никогда бы женщины не решились надеть эти длинные платья, у которых подол касался земли, если бы не увидели на сцене наряды прекрасных гречанок»[559].

Во время дефиле современные кутюрье и не поступают по-другому, желая представить дерзкие прозрачные наряды – у таких платьев они убирают подкладку, в то время как для более скромного варианта на продажу подкладка находится на своем месте. Жанна уже в 1929 году интуитивно поняла, что нельзя придумать лучшего подиума для смелых новинок, чем сцена.

Сотрудничество между Жуве, Жироду и Ланвен продолжалось.

В 1934 году Жуве возобновил постановки «Амфитриона 38» в «Атенее» с другими декорациями, однако оставив костюмы Ланвен для женских персонажей. В 1931-м для постановки «Юдифи» в театре «Пигаль» у Ланвен шили костюмы для Элизабет Бергнер и Лины Норо в ролях Юдифи и Сюзанны соответственно. В 1933 году, когда ставилось «Интермеццо» в театре Елисейских Полей, у нее заказали костюм для роли главной героини, Изабель, которую играла Валентина Тессье, а также для маленьких школьниц из третьего акта – пелерина, темное платьице со светлыми воланами, словно нижняя юбка выглядывала из-под фартучка. Этот заказ, должно быть, ей особенно нравился: в театральной пьесе вновь соприкоснулись два привычных образа – молодой женщины и маленькой девочки, заполонившие когда-то страницы La Gazette de Bon Ton. По каким-то причинам Ланвен не участвовала в постановке «Ореста», но зато снова появилась во всем блеске в пьесе «Песнь песней» в «Комеди Франсез» с декорациями Вийяра в 1938 году.

Она работала с костюмами для Мадлен Рено[560].

Кино также интересовало Жанну Ланвен, особенно в тех случаях, когда она работала с любимыми актрисами, например с Джиной Манес, когда та играла Жозефину де Богарне в фильме «Наполеон» Абеля Ганса, или Ракель Мельер в двух вариантах фильма Анри Русселя «Императорские фиалки» – в 1923 и 1932 годах. Чувствуется, что у Жанны был особый талант в создании исторического костюма: от «стильного платья» до кринолинов и фраков Империи переход был всегда изящным.

Но некоторые суровые умы находили, что в этом смешении обычной жизни и мира моды, в частности кинематографа и иллюстрированных журналов, пристально следящих за жизнью и стилем известных актрис, существует опасность слишком сильного влияния гламура на образ жизни людей, их стиль и манеры. «Никогда, – читаем в номере Le Figaro за 1932 год, – даже самые знаменитые театральные артисты не знали такой рекламы, даже во времена незабываемой Режан, Барте, Дюс и др. Сару Бернар упрекали за излишнюю любовь к анонсам, но сегодня она была бы далеко не в первых рядах.

(…) Все это очень хорошо, если речь идет лишь о развлечениях, но раздражает то, что некоторые никому не известные и неинтересные женщины делают все возможное, чтобы походить на Марлен, или Грету, или даже на Лили Дамита.