Читать книгу "Тропик ночи - Майкл Грубер"

На площади было много народу, большинство людей сидели или стояли в тени огромного баобаба. Каждый одет в белое или серовато-коричневое. Дом, в который нас привели, был выстроен вокруг центрального двора, вымощенного в том же античном стиле. Здание двухэтажное, розовато-оранжевого цвета, на второй этаж вела наружная лестница. Ава привела нас в комнату на первом этаже, вся обстановка которой состояла из множества подушек и низенького столика. Она сказала, что принесет нам поесть, и вышла вместе со своей девочкой.

Что казалось необычным в этой картине? Двое американцев прибыли в изолированную африканскую деревню, причем один из них — белая женщина. Нас должна бы окружить толпа любопытных, а детвора — прилипнуть к окнам. Но люди продолжали заниматься своими делами, проявив не больше любопытства к приезжим, чем случайные прохожие к пассажирам, вышедшим из автобуса на нью-йоркском автовокзале. Еще одна странность: ни футболок, ни шортов, ни спортивной обуви на резине. Западные благотворительные организации отправляют в Африку груды бывшей в употреблении одежды и обуви, все это можно увидеть на туземцах в самых отдаленных районах буша. Даноло оказалось исключением. Все, кого мы успели увидеть, одеты традиционно: женщины в халатах и наголовных повязках, мужчины в чем-то вроде саронгов, пожилые мужчины еще и в свободных накидках на плечах. Материя во всех случаях домотканая. И никакой пластмассы. До сих пор я не встречала ни одного африканского хозяйства, в котором не было бы пластмассовых тазов или канистр, а также утвари, переделанной из консервных жестянок. Здесь пользуются глиняной посудой и металлическими изделиями собственного производства. У всех взрослых людей на лицах либо параллельные келоидные рубцы, либо татуировка. Я еще ни разу не видела такого в Мали. Это йоруба, древние йоруба, это марка их цивилизации.

Вернулась Ава и принесла еду. Большие куски жареной рыбы, выложенные на кускус, нет, это не кускус, а какой-то соус, содержащий кокосовый орех и еще что-то, чего я не могла распознать. Мы поели, запивая еду пивом из больших медных кружек, украшенных великолепным орнаментом. В Мали такого рода посуду теперь можно увидеть только в музейных экспозициях. У. сказал, что нас, видимо, откармливают к каннибальскому празднеству. Он явно был доволен собой, сложившейся ситуацией и моим смущением. Добавил, что это настоящая Африка. Да, и к тому же устрашающая, подумала я, но не стала говорить ему об этом.

Другая женщина унесла посуду. Немного погодя явилось трое пожилых мужчин, облаченных в белую одежду и держащих в руках резные деревянные трости. Они увели У. с собой. Он весьма развеселился по такому случаю и сказал мне на прощание: «Увидимся в котле, Джейн».

Через час или чуть позже Ава и вторая женщина, постарше, пришли за мной. Женщина постарше сказала, что ее зовут Секли. Обе они провели меня по деревне к высокой глинобитной стене, в которой были деревянные ворота, украшенные резьбой в стиле, характерном для искусства древних йоруба. Мы миновали эти ворота так быстро, что я не успела их рассмотреть. Во дворе я увидела несколько домов с красивыми остроконечными крышами из искусно сплетенных циновок и не менее красивыми, покрытыми резьбой верандами. Двор был вымощен, плитка уложена концентрическими кругами, посередине стоял грубый каменный столб, от которого тянулись дорожки к дверям домов. Женщина жестом предложила мне сесть и удалилась.

Я распаковала и осмотрела свой «Никон», портативную видеокамеру «Сони» и микрокассетник той же фирмы. Обнаружила, что батарейка видеокамеры села, а записывающее устройство намокло во время нашего путешествия, и батарейки пришли в негодность. Достала солнечное зарядное устройство, отошла в сторону, развернула устройство и подставила солнечным лучам. Вставила пленку в «Никон» и сделала несколько снимков двора. Что-то не ладилось с перемоткой. Открыла камеру и увидела, что большая петля отснятой пленки торчит наружу. Выбросила ролик, вставила новый, очень осторожно, закрыла камеру. Навела ее на группу женщин, нажала на затвор. Ничего. Я решила, что в камеру попал песок, когда я ее открывала. Я повесила камеру на шею, надо будет потом продуть ее. В этой части Африки песок — постоянная проблема. Проверила солнечное зарядное устройство и обратила внимание, что маленький контрольный огонек «Сони» не горит. Но помнится, он горел, когда я подключала проводок. Или нет? Порядком озадаченная, я села и проверила проводок, он был в полном порядке, но когда я посмотрела на маленькое контрольное окошечко зарядника, то увидела, что вместо пяти вольт он установлен на двенадцать, и значит, я сожгла батарейку «Сони». Я ругнулась, вытащила батарейку и пулей понеслась к своему домику, собираясь достать запасную из своей сумки.

Однако я споткнулась и упала на твердую мостовую лицом вниз. «Сони» и «Никон» разбились вдребезги. Плача громко, как ребенок, — не из-за разбитой аппаратуры, а от испуга, стыдясь своего плача, но… я не в силах была победить страх. Deja vu, как говорят французы. Уже было. То же самое, что и у ченка. Слишком дотошная особа со снаряжением — и произошло Нечто. Я сидела некоторое время на пороге маленького домика, тряслась и жалко всхлипывала. Когда я наконец подняла глаза, он стоял передо мной, маленький старичок в белом одеянии и сандалиях, с черным резным жезлом в руке. Я не слышала, как он подошел. Он произнес что-то на бамбара, но я не уловила смысл. Я подняла разбитую камеру и спросила по-английски: «Не знаете ли вы случайно, можно ли в вашем городе отремонтировать сертифицированную камеру "Никон"?» Он ответил мне на бамбара, но я опять не поняла его. Тогда я впервые посмотрела на его лицо.

Трудно его описать. На лицах некоторых монахинь или индийских святых можно увидеть выражение неземной доброты в том смысле, что в глазах у них вы читаете не отпечаток личности, подобной вашей, но нечто божественное. Я сама видела это в глазах одной или двух монахинь, но об индусских святых судить не вправе. В глазах этого человека я увидела примерно то же, но не совсем. Они как бы вобрали в себя частицу всего сущего — неба, животных и деревьев, обретших сознание. Сердце у меня вдруг забилось сильно-сильно. Он подошел ближе и произнес что-то еще, я разобрала слова «дусу бе каси» («сердце плачет») и еще вопросительную частицу, поэтому вообразила, будто он спрашивает меня, отчего я несчастна. Я пожала плечами и указала на разбитые вещи, хотя сердце мое плакало вовсе не из-за них. Он спросил, говорю ли я на бамбара, я ответила, что очень слабо. Он подошел еще ближе и опустился на порог рядом со мной.

Превратись он в страуса, я не удивилась бы больше. А он сказал: «Быть может, вам удобнее, чтобы мы говорили по-французски? Мое имя Улуне Па. Дом, в котором вы находитесь, принадлежит мне. А как зовут вас? Гдездикамаи? Закройте рот, чтобы в него не залетели мухи». Я сказала: «Джейн. Меня зовут Джейн. А что это за имя, которым вы меня назвали?. Он повторил: «Гдездикамаи» — и объяснил мне, что это значит. Поднял руку и коснулся моих волос: «Мы ждали тебя, Жанна Гдездикамаи».

Декабрь, Даноло

Несколько дней я не делала записи и не знаю, какое сегодня в точности число. Сегодня новолуние, разве что вести отсчет дням по фазам Луны, как делали в древности. Боже, как это было бы антропологично с моей стороны! Нет нужды говорить, что мои дешевые часы остановились, а в местной лавке батарейки не заменяют. Запишу хоть что-то, не торопясь.