Читать книгу "Полный газ - Джо Хилл"

10

Перед обедом, когда солнце разгоняет остатки тумана и выдается передышка в бесконечных домашних делах, Джек снова пробирается на могилу. Видит то место, где наполовину вытащил «мамочку»: теперь она снова ушла в почву, и рыхлая земля вокруг прикрывает… что? Он видит легкую выпуклость: возможно, череп, но может, и просто неровность почвы. Джек ногой подгребает землю к корням «мамочки» и разравнивает, чтобы неровности не было видно.

Он не хочет щупать землю – не хочет знать, что там, – но рука его, словно по собственной воле, тянется к корням соседних цветов. И под каждым кустом он нащупывает твердую выпуклость черепа. Всего шесть.

На сей раз Джек заставляет себя уйти спокойно, хоть ноги у него дрожат.

11

Три дня спустя он втискивается на переднее сиденье грузовика, между Коннором и отцом, и они едут в дом малогабаритных квартир в Сталуорте, где прожила свои последние недели мать. Полиция наконец разрешила Хэнку Маккорту забрать вещи покойной жены. Многоквартирный дом стоит среди учреждений, рассчитанных на людей со скромными запросами: хозяйственный с оплатой наличными, вейп-шоп, да еще баптистская церковь с плакатом на въезде: «ВСЯКАЯ ПЛОТЬ – ТРАВА, А ИИСУС – НАШ ГАЗОНОКОСИЛЬЩИК».

Хэнк заруливает в подворотню с белеными стенами и въезжает на стоянку. Двухэтажное здание окружает их с трех сторон. В центре дворика бассейн, огражденный цепями: воды в нем почти нет, и с мелкого края плавают чьи-то грязные белые трусы.

Отец ставит грузовик рядом с полицейской машиной. К ней прислонился коп: в одной руке держит шляпу, в другой – папку с бумагами. Джек его помнит, тот самый юный полицейский, что при их последней встрече изучал этикетку на бутылке джина. Как и тогда, из угла рта у него торчит тоненькая белая палочка.

Хэнк выпрыгивает из машины, Джек вылезает следом за Коннором. Молодой коп протягивает Хэнку папку и показывает, где расписаться.

– Может, парнишке лучше со мной остаться? – спрашивает он.

– Не надо. Все с ним будет нормально.

Коп встречается взглядом с Джеком.

– Хочешь закурить? – И протягивает ему коробочку леденцов. В этот момент Джек понимает, что у него во рту: «сладкая сигарета».

Хэнк, хоть и не одобряет быстрых углеводов, благосклонно кивает, и Джек говорит: «Спасибо, сэр» – и берет один леденец.

Квартира оказывается всего из одной комнаты, как гостиничный номер. От стены до стены – неопрятный лохматый ковер цвета грязи. Прямо напротив входной двери – стеклянная дверь во дворик. Сейчас сквозь стекло льется яркий дневной свет, и, как ни странно, от этого комната кажется еще мрачнее.

Джек заходит внутрь и оглядывается. У стены – складная койка с незастеленной постелью. Пахнет чем-то застоявшимся и мерзким, вроде как потными ногами. У стены валяется коричневый бумажный пакет, и в нем несколько пустых бутылок из-под джина. На столе книга под названием «КАК БОРОТЬСЯ ЗА СВОИХ ДЕТЕЙ И ПОБЕДИТЬ – РУКОВОДСТВО ДЛЯ РАЗВЕДЕННЫХ», а рядом открытая коробка китайской еды, над которой с жужжанием кружатся мухи. Джек подходит ближе и заглядывает в коробку. Поначалу ему кажется, что макароны шевелятся. Потом понимает: это не макароны.

Молча, под наблюдением копа, все трое пакуют пожитки Блум.

Под кроватью Джек находит аккуратно сложенную одежду матери, складывает ее в коробку. Там же обнаруживает пустой флакончик из-под таблеток, читает надпись: «Клозапин». Close значит «закрывать», и ему кажется, что это имеет смысл: таблетками мать старалась захлопнуть дверь перед дурными мыслями, что лезли ей в голову. На кровати, меж простыней, он находит еще одну бутылку джина, пустую на две трети.

– Вот что странно, – замечает полицейский, – винный магазин тут совсем рядом, но хозяин его говорит, что никогда ее не видел.

– Ну это, наверное, знаете, как бывает: «Не гадим там, где живем», – отвечает Коннор, почесывая загривок.

Когда они относят в пикап последнюю картонную коробку, полицейский закрывает стеклянную дверь и нажимает на кнопку замка. Однако стоит ему отпустить руку, дверь снова приоткрывается на несколько дюймов.

– Класс, – говорит полицейский. – Еще и замок сломан. Ну и дыра! Может, и повезло ей, что упилась насмерть до того, как кто-нибудь явился сюда и ее пришил!

– Здесь мой сын, – произносит Хэнк тем мягким тоном, который пугает сильнее любого крика.

Коп покаянно стукается лбом о стеклянную дверь, пристыженно оглядывается через плечо.

– Ох, черт! Извини, ради бога!

Джек вынимает изо рта белую палочку, оставшуюся от «сладкой сигареты», и поднимает жестом, который, как он надеется, должен означать: «Все нормально, я не обижаюсь».

Однако по дороге к грузовику Джек обнаруживает, что руки у него липкие от леденца. Говорит: «Я сейчас» и возвращается в квартиру помыть руки.

В крохотном закутке стиснуты вплотную розовая ванна, унитаз и раковина, непонятно как уместившаяся между ними. На ванну, где утонула Блум, Джек старается не смотреть, намеренно отводит взгляд, чтобы даже в зеркале ее не увидеть. Вместо этого смотрит в раковину – и видит, что в стоке запутались несколько длинных волос. Волосы матери. Спутанные, грязные, они напоминают волокна корней: неприятная мысль. Джек открывает кран, трет руки под тепловатой водой, мылит брусочком мыла. Вдруг останавливается и принюхивается к своим намыленным рукам, пытаясь вспомнить, где же недавно встречал этот запах – сладковато-острый аромат герани.

12

Перед тем как возвращаться домой, они заезжают еще в одно место. Хэнк сворачивает на стоянку при магазине под названием «Мото-ярость», Коннор выбирается из кабины и, хромая, заходит внутрь, а Джек с отцом остаются вдвоем.

Хэнк откидывается на сиденье, высунув руку в окно, и смотрит на сына долгим ласковым взглядом. По радио гнусавит какой-то кантри-певец.

– Что ты знаешь, Джек? – спрашивает отец.

Сердце у Джека пропускает такт. В первый миг ему кажется: отец каким-то образом догадался о той ужасной уверенности, что формируется сейчас в его мыслях.

– Ничего, – отвечает он. – Вообще ничего не знаю.

– Ну, это не так, – говорит отец. – Ты знаешь свои конституционные права. Умеешь полоть огород и водить грузовик. Умеешь стрелять. Знаешь, как собрать бомбу из говна и палок. Знаешь, что мать любила тебя, что она бы за тебя умерла.

– Это правда? – спрашивает Джек.

– Что правда?

«Что она за меня умерла?» Однако этого Джек не говорит. Только спрашивает:

– Правда любила? Она ведь ушла. И упилась насмерть, как сказал полицейский. И принимала… как его… клоспин.

Отец сухо, безрадостно смеется.

– Клозапин. И тебя накачала бы этой дрянью, если бы я ей позволил! Официальная медицина рада была бы всех нас посадить на эти таблетки для психов. Чтобы мы были послушными и довольными. Не задавали вопросов. Не сопротивлялись. – Он смотрит в открытое окно, барабанит пальцами по стальной раме. – Но, конечно, она тебя любила – по-своему. Материнская любовь сильна, корни ее уходят глубоко в землю, и легко ее не выкорчуешь. Никто не может заменить мать. Хотя… ведь есть Бет. Видит бог, Бет тебя любит как родного. И сама она достойная женщина, образец для других. Настоящая праведница. Я рад, что в твоей жизни есть Бет, сынок. Эта девушка умеет держать руки чистыми.