Читать книгу "Отель "Гонолулу" - Пол Теру"

Я бы отвадил Палфри, однако Бадди все время твердил, что нам недостает «пиара», мы никогда не размещали рекламу и не поддерживали отношений с прессой. Теперь Бадди считался больным, что-то его томило, и он все чаще вспоминал, какой он колоритный персонаж, и мечтал о широкой известности.

Палфри без экивоков предложил в обмен на неделю бесплатного пребывания «осветить» отель в своей колонке, а заодно написать о нашей кухне.

— Я много пишу о еде и выпивке. Могу расписать ваши обеды.

Наши обеды не представляли собой ничего особенного: Пи-Ви готовил локо моко, мусуби из колбасного фарша и чили «Симптомы гриппа». На любом бутерброде, который подавали в нашем кафе, обнаруживался отпечаток большого пальца официанта.

Палфри добавил к своему предложению довольно загадочное примечание: если у кого-нибудь из постояльцев отеля имеется собака, нуждающаяся во внимании («а природа собак такова, что они постоянно нуждаются во внимании»), то он, Палфри, всячески готов услужить — будет гулять с собакой, кормить ее, приводить в порядок, даже блох вычесывать.

— Я несколько одинок, — признался он. Он скучал по своей собаке, лабрадору. Из-за суровых правил карантина на Гавайских островах пришлось оставить ее дома, на материке.

— Я знаю, Царица сейчас тоже страдает.

Брошенные дома питомцы — одна из излюбленных тем среди постояльцев гостиницы: я скучаю по моему песику, мой котик тоскует без меня; хотите взглянуть на фото? Туристы начинают стенать и хлюпать, упиваясь жалостью к себе, а я готов наорать на них: меня до белого каления доводит эта дешевая сентиментальность, и хочется намекнуть, что филиппинцы, скажем, собак едят. По желанию Бадди я предоставил Палфри номер на неделю, но предупредил, что собак мы не держим. Я предложил ему поиграть с Попоки, котом Пуаманы, но он содрогнулся, как всегда содрогаются любители собак при одном упоминании о кошках. Я попросил его оставить данные кредитной карточки в качестве страховки.

— На какой случай?

— Бой посуды, кража из номера, неоплаченные напитки из мини-бара и другого рода ущерб.

Он в очередной раз вздохнул, покоряясь судьбе, и передал мне свою кредитную карточку, а также и визитку: «Стивен Палфри, бакалавр искусств», а пониже приписано: «Экстремальные путешествия, Ассоциация американских писателей-путешественников, Американская ассоциация журнальных фотографов, Американская ассоциация собаководов».

— У меня не одна Царица, я лабрадоров развожу, — пояснил он. — А вы мне дадите свою визитку? — И он отталкивающе ненатурально подмигнул мне, искривив лицо. — Я постараюсь упомянуть вас в статье.

И что же он прочтет в моей карточке?

— Чем-то ваше имя мне знакомо, — призадумался Палфри.

— Вот уж не знаю почему, — пожал я плечами, давая понять: тут он дал маху.

Мой невозмутимый тон заставил его отступить:

— Мне кажется, есть довольно известный писатель с таким именем.

— Но я, как видите, управляющий гостиницы, — возразил я. — А что написал этот мой тезка?

Палфри признал, что сам книг «моего тезки» не читал, просто труднопроизносимая фамилия, однажды замеченная на обложке, отпечаталась у него в памяти. Несколько обескураженный, он сник, растерянно улыбаясь, жалея, что вообще затронул эту тему.

Так началось пребывание Палфри на Гавайях, но, недобрав нескольких дней из отпущенной ему бесплатной недели, он вновь упаковал чемоданы.

— Тут недостаточно материала для статьи.

Самолет на материк вылетал в полночь. Выписавшись из гостиницы и ожидая прибытия такси, Палфри как раз успел поделиться со мной своими печалями.

Женщина уселась рядом в ним в «Потерянном рае» и спросила:

— Плавки или трусы?

Другая, в баре на авеню Калакауа, подплыла к нему и попыталась назначить свидание. Он отказался, она повторила свое предложение, загоняя его в угол. Палфри едва ускользнул.

Так прошла первая ночь на Гавайях. Я подавил желание ответить, что не вижу в этом ничего необычного. На следующий день, в столовой «У Ирмы», доедая комплексный ланч и неторопливо попивая кофе, он поднял глаза, и в ту же секунду какая-то женщина окликнула его:

— Привет!

Он улыбнулся и тоже поприветствовал ее; женщина уселась напротив и принялась рассказывать о себе: она рентгенолог, приехала в эти края из Питтсбурга, из пригорода, заработок неплохой, но очень дорогое жилье и еда тоже, и трудно обзавестись новыми знакомыми.

— Чем заняты нынче вечером? — намекнула она.

— Много дел, — пробормотал Палфри. Столь наглый вопрос вынудил его прибегнуть к совершенно очевидной лжи. Он вовсе не был занят («Как ни смешно, мне было очень одиноко, — пожаловался он мне. — Вы никогда не чувствовали себя на грани истерики?»), однако женщина-рентгенолог превосходила Палфри ростом и объемами — толстощекая, явно усатая. К тому же она некрасиво пыхтела, посасывая лимонад через соломинку, и усы ее позеленели. Допив стакан, она так и осталась сидеть, разинув рот и алчно поглядывая на Палфри, словно на кусок мяса. Палфри опрометью выскочил из столовой.

— Вы чувствовали себя куском мяса? — переспросил я.

— Слушайте дальше, — сказал он.

Он хотел было заглянуть в уборную, но женщина-рентгенолог так испугала его своим напором, что он поспешил прочь. Когда он заходил в кабинку на Международном рынке, ягодицу ему ожгло острой болью, точно от укуса. Палфри непроизвольно вскрикнул. Обернувшись, он увидел женщину — та смеялась над ним, широко раскрывая хохочущий рот, выставляя ярко-серые пластинки между зубами — металлические протезы, видимо, — и дразнила его, шевеля в воздухе пальцами, складывая их на манер кусачек — ими-то она и ущипнула его столь болезненно. Большие мясистые руки, ногти неровные, обломанные.

В уборной Палфри дрожал от страха; он пугливо озирался, покидая туалет; и даже когда роковое место осталось далеко позади, ему все еще казалось, что почти все женщины, что хищной походкой прогуливаются по тротуарам Вайкики, поглядывают на него.

«Укрывшись за дождевым деревом, ставшим его визитной карточкой, всего в двух кварталах от берега, — кропал Палфри, запершись в своем номере в отеле „Гонолулу“, — отель „Гонолулу“, одна из последних семейных гостиниц, обеды которой знамениты на все Гавайи, остается одной из наиболее сокровенных тайн Вайкики».

Тайной, сокровенной и для самого Палфри, ибо ничего более он выжать из себя не смог. Одиночество в номере угнетало его, он пошел на пляж Ала-Моана и там слегка успокоился. Раскладное кресло никак не раскладывалась — в сочленение его ножки забился песок. Палфри рванул посильнее, но тут подошла какая-то женщина, выхватила кресло у него из рук, промолвив: «Позвольте мне», — и с усилием раскрыла его.

— Махало, — поблагодарил Палфри.

— А теперь ты сделай кое-что для меня, — потребовала женщина, дотрагиваясь пальцем до нижней полоски своего бикини и многозначительно облизывая губы.