Читать книгу "Флердоранж - аромат траура - Татьяна Степанова"

Впереди возникли темные силуэты деревьев. Никита понял, что наконец пересек поле. Огни пропали, точно их и не было никогда. Не было их?!

Из темноты Навстречу выплыли очертания корявого дерева с узловатыми ветвями — очень старой яблони или скорее всего груши, Он медленно подошел ближе и вдруг услышал глухое злобное рычание.

У самых корней дерева остервенело рыло землю какое то животное. Никита сделал еще несколько шагов — это была собака: маленькая лохматая деревенская дворняга. Обычный кабысдох. Она рыла землю, как, крот. Никита слышал шорох глины. Шкура у собаки была, какая-то странная — белесая, вся свалявшаяся клочьями и словно бы тоже испачканная мокрой глиной…

— Эй, — тихо окликнул это создание Никита и…

Из кроны груши, громко хлопая крыльями, вылетела птица. От неожиданности он вздрогнул — это было как выстрел в тишине. А когда снова взглянул вниз — никакой дворняги у ствола уже не было.

Не было и огней. Он нагнулся, ощупал землю. Земля была нетронутой, нигде не разрытой. Сырой и плотной. Тяжелой, как камень.

Глава 30ДРУЖЕСКИЙ СОВЕТ

Катю разбудили лучи солнца и голоса на террасе. Первые заставили ее зажмуриться и только глубже зарыться лицом в подушку, вторые прислушаться, насторожиться с любопытством и тут же забыть про сон.

— С того самого раза, как не довезли Костальена-то в тюрьму, так все и повелось здесь. Тело-то его, говорят, во ржи нашли и до приезда начальства разного и следователя как раз в ту самую церковь и положили. А строили эту церковь Волковы, бывшие здешние помещики. Дочке-то их он, бандит, обещал венчаться в этой церкви. А в ночь перед самой свадьбой зарезал ее. И брата ее тоже шашкой порубил всего насмерть. А брат, люди говорят, и при жизни был какой-то не такой. Усадьбу-то их, что здесь в Татарском хуторе была, все стороной обходили. Опасались, — тихо, размеренно, как вода в ручье, журчал голос Веры Тихоновны Брусникиной.

— Чего опасались-то? — это как-то напряженно спросил голос Колосова.

— Чего? А чего люди с начала времен опасаются? Разного всякого. Нехорошего.

— А как его звали, этого брата?

— А никто уж и не помнит здесь. Или, может, говорить не хотят. Ее-то Любовью звали. А брата ее вслух никто не называёт. Мертвец он. Земля вот только его из себя вон гонит, не принимает.

— Отчего ж это его земля не принимает? Он же как раз жертва этого как его… Костальена. Потерпевший, невинно убитый. Логичнее было бы предположить, что это Костальена грехи на тот свет не пускают.

— Костальен давно в аду, — голос Брусникиной звучал назидательно, как в школе на уроке. — А мертвец ни там ни сям. Душа-то, неистовая, не успокоится душа-то никак, мести жаждет, крови.

— Но он же отомстил, как вы сами только что рассказывали, этому Костальену. Чего ж ему еще-то? Это черт его знает когда было, девяносто лет назад!

— А для мести злой, и тысяча лет не срок. Месть — дело такое, как страсть, как любовь. Всю землю пройдешь, с того света вернешься. Оно заставит. Видно, мало ему одного Костальена тогда показалось. Во вкус вошел. Месть, она как вино — и мертвому в голову бросится. Вот и бродит с тех самых пор по здешним полям. Путников ночами подстерегает.

Катя оделась и вышла на террасу. На столе, несмотря на ранний час, уже кипел электрический самовар. Вера Тихоновна деловито перекладывала из банки в вазочку яблочное варенье. Никита в майке без рубашки сидел напротив нее — вроде брился, но…

Катя взглянула на него: что это с ним? Ночь, что ли, совсем не спал? Лицо помятое, осунувшееся. Глаза красные, как у кролика.

— Вера Тихоновна, доброе утро. Никита, привет… ты чего это? — Катя выключила самовар из розетки.

— Я? Ничего. — Его электрическая бритва зажужжала осой.

— А о чем вы тут таком интересном беседуете?

— Ни о чем, — он резко поднялся и, насвистывая «Станцию Таганскую», ушел с террасы.

— Ничего, хороший парень, — тут же поделилась с ней Брусникина шепотом. — Меня все сейчас расспрашивал, что у нас и как здесь. Слушает — и ни смешка тебе, ни сарказма. Серьезно так все, обстоятельно. Я-то в тот раз прямо расстроилась — что за шалопай такой? В окна, как мальчишка лазит. И этакому пустельге такое дело расследовать доверили. Ну ничего, все бывает, дело молодое. Мало ли что милиционер… Коля вон Трубников тоже молодой озорной был. А сейчас ничего, подтянулся мальчик. А ваш-то, он людей слушать умеет. Это в. вашей работе самое главное. Такому люди всегда расскажут, что им по ночам сердце гнетет.

За завтраком, однако, Никита Брусникиной больше никаких вопросов не задавал. Ел нехотя, без аппетита.

— Да что с тобой такое? — снова спросила Катя. — Ты не заболел? Что-то случилось?

— Ничего не случилось.

— Но ты какой-то…

— Какой еще я? Я вот думаю… до заправки тут далеко? Мне в райотдел ехать, а у меня бензин на нуле.

— Заправка у опорного пункта, — сказала Катя. — Ты ее не заметил, что ли?

— А… да, видел, конечно… Ладно, я в отдел. Ждите меня с Трубниковым, я скоро приеду.

Однако уехал он не сразу. Словно что-то властно держало его здесь, на Татарском хуторе. Катя, весьма заинтригованная, пошла проводить его до машины. И была свидетельницей нескольких телефонных звонков, которые Никита буквально на ходу сделал в главк.

Один звонок касался проверки криминальных связей Бодуна по его прежним судимостям и обстоятельствам его прошлогодней поездки в Тулу на земельный аукцион. Никита запросил у оперативника, занимавшегося этой проверкой, последние данные, приказав «скинуть рапортом по факсу», и дал телефон Местного ОВД, куда на словах он всё собирался отчаливать.

Второй звонок касался установления личности и проверки некоего Виктора Телегина. Катя вспомнила, что он уже называл эту фамилию. Это был уволенный водитель Бодуна. Результатов по нему пока не было никаких: в Москве и области проживали три тысячи двести двадцать шесть Викторов Телегиных. Такая проверка могла сильно затянуться.

Третий звонок касался известий из Обнинска. Оттуда пришел ответ на запрос по поводу семьи Зои Копейкиной. Данные и тут были неутешительные: мать девушки, как оказалось, умерла два года назад. Из всей родни осталась лишь двоюродная сестра, которая, будучи опрошенной, показала, что при жизни Зои с ней почти не поддерживала отношений и ничего о ее жизни в Обнинске и Москве она не знает.

Все это была самая обычная рутина. И, на взгляд Кати, все эти нудные запросы-ответы ничего не решали, ничего не меняли. Колосов тоже отреагировал на все эти «обломы» без эмоций, кратко приказав «проверку продолжить». Катя наблюдала за ним — он был какой-то чудной в это утро. Взъерошенный, рассеянный. Словно его шмякнули из-за угла пыльным мешком, а он этого ну просто никак не ожидал.

— Для чего тебе этот Телегин? — спросила она, чтобы хоть как-то оживить атмосферу.