Читать книгу "Какое надувательство! - Джонатан Коу"

— Наоборот?

— Именно. Я поспешно развязал ему галстук, шнурки, расстегнул рубашку и принялся за брюки. Не стану расстраивать ваших чувств самца-производителя, Майкл, подробным — пошаговым, я бы выразился — отчетом о воспоследовавших обоюдных любезностях. Попрошу лишь вообразить мой шок, мое негодование, ощущение того, что меня предали, когда он внезапно представился старшим офицером — никак не меньше — уголовной полиции метрополии, защелкнул на мне наручники и свистнул своему сообщнику, поджидавшему за дверью. Все произошло слишком внезапно. — Финдлей склонил голову; мы оба молчали. Я старательно подбирал слова утешения, но они не приходили; и когда Финдлей наконец заговорил, в голосе его зазвучала новая горечь. — Понимаете, я не переношу лицемерия этих людей. Той лжи, которую они твердят самим себе и окружающему миру. Этот маленький говнюк получал такое же удовольствие, как и я.

— Откуда вы знаете?

— Я вас умоляю, Майкл, — негодующе глянул на меня Финдлей. — Либо это, либо последние десять минут нашей встречи я держал в зубах его полицейскую дубинку. Не отказывайте мне в способности верно оценивать ситуацию.

Пристыженный, я умолк на секунду-другую, а затем спросил:

— И что произошло потом?

— Меня сопроводили сюда и теперь, похоже, продержат здесь еще день или два. Потому мне и хотелось увидеться с вами как можно скорее.

В коридоре послышались шаги. Финдлей переждал, пока они удалятся, и заговорщицки склонился ко мне.

— Я совершил несколько поразительных открытий, — тихо произнес он. — Вы будете довольны, когда узнаете — хотя, вероятно, вас это и не удивит, если вам вообще известна частота моих успехов в подобных делах, — что моя догадка оказалась верна.

— Догадка о чем именно?

— Сосредоточьтесь, Майкл, на нашей беседе во время последней встречи. Насколько мне помнится, в какой-то момент вы высказали утверждение в том смысле, что оказались во всей этой истории „случайно“, а я осмелился предположить, что здесь все немного сложнее. И оказался прав. — Он сделал внушительную паузу. — Вы были избраны.

— Избран? Кем?

— Табитой Уиншоу, разумеется. Теперь слушайте внимательно. Ханрахан даст вам запасные ключи от моей квартиры, и все значимые бумаги вы найдете в верхнем ящике моего стола. Ко мне на квартиру вы должны отправиться как можно быстрее и хорошенько эти бумаги изучить. Первое, что вы найдете, — письмо Табиты в „Павлин-пресс“, датированное двадцать первым мая тысяча девятьсот восемьдесят второго года, где впервые выдвигается предложение написать книгу о ее семействе. И сразу же возникает вопрос: как она вообще узнала о существовании этого издательства?

Ответ на этот вопрос оказался довольно прост и не потребовал ничего хитроумнее изысканий в пестрой истории предпринимательской карьеры Макгэнни. Я обнаружил документы, предполагающие, что за последние тридцать лет при его участии было создано не менее семнадцати компаний. Большинство из них прошло через процедуру банкротства, а некоторые стали предметом уголовных разбирательств, связанных с налогообложением. Макгэнни управлял ночными клубами, фармацевтическими корпорациями, службами знакомств, страховыми конторами, курсами заочного обучения и в конце концов объявил себя литературным агентом; вне всякого сомнения, именно это и подтолкнуло его к мысли основать „Павлин-пресс“. Макгэнни понял, что существует целый класс людей из числа самых наивных и беззащитных членов общества, которые так и просят, чтобы их облапошили, и люди эти — начинающие, но бесталанные авторы. Судя по всему, одним из предприятий Макгэнни в середине семидесятых годов была сеть залов для лотереи бинго; сеть эта попала на карандаш к властям Йоркшира, а равно и других мест. И взялся защищать его в том деле не кто иной, как наш старый знакомец Гордоног — поверенный самой Табиты Уиншоу; он и продолжал вести юридические дела Макгэнни до самой своей безвременной кончины — насколько мне удалось выяснить, в 1984 году. Вот и наше недостающее звено: Табита обращается к Гордоногу и просит его найти подходящего издателя, и кудесник Праудфуд предоставляет ей такого человека.

Кроме того, Гордоног наверняка знал, что предложение Табиты будет принято, поскольку финансовое положение компании в то время было весьма безнадежно. Это вы сможете увидеть сами из годового отчета, который я предусмотрительно включил в свои трофеи. Итак, к уже доказанной готовности Макгэнни заниматься нещепетильными сделками добавьте финансовую неуверенность, и вы увидите: едва ли можно было ожидать, что он откажется от щедрого предложения Табиты. И он даже глазом не моргнул, как на его месте сделало бы большинство людей, по поводу ее единственного необычного условия. — Финдлей остро взглянул на меня. — Вы, разумеется, догадываетесь, каково оно?

Я пожал плечами:

— Понятия не имею.

Финдлей рассмеялся сухо и натянуто.

— Судя по письму, она настаивала — настаивала, подчеркиваю, — что книга может быть написана только вами, и никем больше.

Звучало совершенно бессмысленно.

— Но это же абсурд. Я не знаком с Табитой Уиншоу. А в тысяча девятьсот восемьдесят втором году мы даже… не знали о существовании друг друга.

— Ну, о вашем она, очевидно, знала.

Финдлей откинулся к стенке и принялся рассматривать свои ногти. Ему явно нравилось, в какое смятение повергла меня его информация. Через некоторое время он холодно заметил — причем больше из озорства, как я подозреваю, нежели по какой-то иной причине:

— Вероятно, ее ушей достигли слухи о вашей литературной репутации, Майкл. Она могла прочесть рецензию на один из ваших романов, вызвавших восхищение широкой публики, и решила, что без услуг именно такого человека она никак не сможет обойтись.

Я едва обратил внимание на его замечание: мне пришло в голову несколько новых вопросов, причем весьма неприятного свойства.

— Да, но послушайте — я ведь уже рассказывал вам, как получил эту работу. Там была эта женщина, Элис Гастингс, мы познакомились с нею в поезде, достаточно случайно.

— Достаточно преднамеренно. Мне кажется, вы это поймете. — Финдлей извлек откуда-то зубочистку и теперь выковыривал грязь из-под ногтя на большом пальце.

— Да я прежде в жизни ее не видел.

— А после?

— Вообще-то нет — по крайней мере, мы не разговаривали.

— Весьма любопытно, не так ли? Сколько — восемь лет вы имеете дело с этой фирмой…

— На самом деле, — занял я оборонительную позицию, — я заметил ее около офиса несколько месяцев назад — она выходила из такси.

— Я, кажется, припоминаю, — сказал Финдлей, ткнув в мою сторону зубочисткой, — что, рассказывая мне свою историю, вы кратко описывали эту женщину.

— Да — длинные темные волосы, длинная хрупкая шея…

— …и лицо как у лошади.

— Неужели я говорил о ней именно так?

— Значит, просто лошадиное. Эта деталь особенно запала мне в память. Или, скорее, именно эта деталь всплыла у меня в памяти, когда я ночью вломился в дом и впервые увидел фотографию, — он поднес зубочистку прямо к моему носу, — самого Макгэнни.