Читать книгу "Проклятие семьи Пальмизано - Рафел Надал"

С той осени и до следующей весны длительные периоды в постели перемежались у Франчески эпизодическими улучшениями. Доната не отходила от нее. Вместе они вспоминали детство в Матере и строили планы на те дни, когда Франческа выздоровеет, хотя обе знали, что этого не произойдет и трагический исход – лишь вопрос времени. Тем не менее Доната не позволяла Франческе опускать руки. Каждую неделю она забивала кролика или курицу и заставляла больную подкрепить питательной едой силы, подтачиваемые болезнью, а по вечерам варила бульон из голубя и стояла у изголовья кровати, пока Франческа не выпьет его весь. Летом наступило одно из непредсказуемых улучшений, и в День святой Анны кресло-качалку больной даже вынесли во двор, чтобы она могла участвовать в праздновании дня рождения детей и посмотреть фейерверк, устроенный в честь святой покровительницы деревни.

Наметившееся выздоровление оказалось миражом. В сентябре Франческа снова слегла и уже не вставала. Ей стремительно становилось хуже, и доктор Риччарди подготовил семью к неизбежному концу. Больная исхудала до неузнаваемости. Кашляя, она пачкала платки кровью, а свистящие хрипы ее дыхания были слышны даже в самых отдаленных уголках дома и предвещали скорую смерть.

Вопреки прогнозу врача, наступило новое небольшое облегчение, и Франческа прожила весь октябрь и ноябрь. Декабрьским вечером накануне праздника Непорочного зачатия Девы Марии она сама поняла, что время пришло, послала за нотариусом Фини и продиктовала завещание. Ранним утром следующего дня она попросила привести к ней священника, отца Феличе, духовника семьи и брата Анджелы Конвертини, который соборовал ее. После полудня она позвала синьору Анджелу, обе заперлись в комнате, а через два часа они пригласили войти отца Феличе; вскоре прибыли также мэр Беллоротондо и нотариус, которые присоединились к собранию.

Был уже восьмой час, когда посетители разошлись. Доната вошла к больной и обнаружила, что та уже почти не дышит. Казалось, она дремлет, но на губах ее играла загадочная улыбка. Уловив шорох, Франческа открыла глаза. Она взяла двоюродную сестру за руки, и улыбка стала шире.

– Не волнуйся, Доната, все будет хорошо. А теперь приведи ко мне детей, я хочу попрощаться.

Она никогда не делала между ними различий и сейчас обняла так, словно оба ребенка были ее родными, и немного задержала их в объятиях: перед смертью ей хотелось напитаться их запахом и сохранить его навеки. Затем Доната увела детей и уложила спать. Когда она вернулась к изголовью кровати больной, Франческа все так же загадочно улыбалась, но глаза ее были снова закрыты. Она открыла их, услышав шаги.

– Они уснули? – спросила умирающая едва слышно.

– Да, помолились ангелу-хранителю и уже спят. Все эти дни они стараются не спать как можно дольше… Они не понимают, что происходит, но чувствуют, что что-то надвигается.

Франческа плакала. Доната припала к ней и стала целовать в глаза, в щеки. Их слезы смешались. Франческа попыталась отстраниться, чтобы заглянуть Донате в глаза, но силы уже покинули ее. Ей оставалось всего несколько мгновений, и она прошептала сестре на ухо:

– Я исполнила свое обещание. Теперь ты должна поклясться, что будешь обращаться с Джованной, как с родной дочерью.

И в ту секунду, когда Доната произнесла: «Клянусь», Франческа в последний раз попыталась набрать в легкие воздуха, но лишь беззвучно выдохнула и скончалась.

Четыре евангелиста

На похоронах Франчески Доната возглавляла траурную процессию вместе с синьорой Анджелой, и все восприняли это как должное, потому что считали ее полноправным членом семьи Конвертини. Доната вошла в церковь Иммаколаты, ведя за руку маленьких Джованну и Витантонио, и не отпускала их всю службу. И два часа спустя на кладбище Беллоротондо они все еще были вместе – со склоненными головами стояли перед впечатляющим семейным склепом Конвертини, сжавшись от страха и крепко держась за руки, словно горестные изваяния. Доната и Джованна были с ног до головы в черном; у Витантонио черный галстук и траурная нарукавная повязка резко выделялись на фоне белой рубахи.

Люди подходили к Донате выразить соболезнования, словно она была самой близкой родственницей покойной, а затем гладили детей по щеке или ласково ерошили им волосы и, отходя, уже не сдерживали слез. Беззащитные фигурки двойняшек вызывали в суровых сердцах уроженцев Апулии такую жалость, на которую они не были бы способны ни при каких других обстоятельствах.

Приняв соболезнования, Доната подошла к братьям Конвертини и по очереди расцеловала их. Первым – Анджело, который после смерти Антонио занял его место на лесопилке и стал главой семьи. Затем Марко, Маттео, Луку и Джованни, известных в деревне под прозванием «четыре евангелиста». Все четверо учились в Бари, там же женились и остались там жить. Марко был адвокатом, Маттео работал у тестя-сапожника, Лука строил карьеру в «Банка пополаре»[11], а Джованни, хотя и был инженером, открыл в Отранто химическое предприятие вместе с тамошним родственником и собирался туда переехать. Потом Доната расцеловалась с их младшей сестрой Маргеритой. Та вышла замуж за сына венецианского нотариуса и уехала к нему на север, проделав тот же путь, что когда-то ее мать, только в обратном направлении. Наконец она подошла к синьоре Анджеле. Женщины устремили друг на друга испытующие взгляды; Донате показалось, что прошла целая вечность. Потом Анджела Конвертини обняла ее за плечи, притянула к себе и четырежды поцеловала.

Все еще держа детей за руки, Доната развернулась и пошла к выходу. Они шли мелкими неуверенными шажками мимо соседей, стоявших группами и обсуждавших случившееся. Казалось, все искренне горюют. Люди расступались, давая им дорогу, и когда Доната с детьми дошли до ворот кладбища и направились по длинной, обсаженной кипарисами аллее в деревню, никто не удивился, что вдова Вито Оронцо Пальмизано, бедная крестьянка из Матеры, уводит детей Франчески, вдовы старшего Конвертини. Как никого не удивило и то, что ни дядья, ни бабка Анджела, истинный стержень семьи, этому не противились.

Как мать – матери

На следующий день после похорон Франчески Доната мыла главную прихожую дома, выходившую на Виа-Кавур. Джованна и Витантонио с криками вбежали с улицы и застали ее на коленях, с тряпкой в руке.

– Тетя, тетя! К тебе пришел какой-то господин! Очень нарядный!

Подняв глаза, Доната увидела нотариуса Фини и, сама не зная почему, забеспокоилась.

– Что-то случилось? – спросила она, не вставая.

– Добрый день, госпожа Пальмизано. Вы не могли бы зайти ко мне, чтобы обсудить последнюю волю несчастной Франчески? Дело касается вас и детей. Вас не затруднит прийти в контору завтра утром?

– Да, конечно… Но в чем же дело? Вы видите, детям со мной хорошо.

В тот день Доната не могла есть за обедом и забыла накормить детей полдником. Видя, что она плачет, малыши льнули к ней, пытаясь утешить ласками и поцелуями. Ближе к вечеру Доната взяла детей и они пошли в церковь Иммаколаты.