Читать книгу "Жаркая луна - Мемпо Джардинелли"

— Ты не сделал мне ничего плохого. Мне это понравилось. И я хочу еще, хочу, чтобы ты опять пришел ко мне сегодня ночью, — сказала она, разглядывая молнию на своих джинсах. Рамиро тоже не мог оторвать глаз от ее молнии.

XI

Мать принесла кофе и сообщила, что очень жарко, хуже, чем вчера, о Господи, нет сил. Потом спросила, как поживают родители Арасели, и сказала еще что-то об искренней дружбе между ее покойным мужем и доктором. Конечно, это было давно…

Потом спросила Рамиро, что он хочет на обед, потому что она идет сейчас за покупками.

Он ответил, что не знает, будет ли обедать дома, чтобы она не беспокоилась, а она заметила, обращаясь к Арасели, но больше всего для самой себя, что Рамиро забросил ее, что после стольких лет отсутствия он ни минуты не хочет оставаться дома, конечно, она его понимает, вообрази, дорогая, матери для этого и существуют, чтобы все прощать своим детям, он каждую ночь возвращается страшно поздно и спит очень мало — ты так изнуряешь себя, дорогой, — и налила им кофе.

— Мама, ты слышала вчера ночью, когда я вернулся? — спросил он как бы невзначай.

— Ах да, было около четырех. Что я тебе говорила, дорогая?

Рамиро почувствовал облегчение: значит, мать слышала его только тогда, когда он пришел за вещами. Она предложила им печенье, от которого оба отказались, и вышла из столовой, сказав, что идет на базар и скоро вернется и если придет Кристина, пусть почистит картошку и запечет ее в духовке, а ты пока расскажи девочке о Париже, какое это чудо — Эйфелева башня.

Они пили кофе в тишине и услышали, как за матерью захлопнулась дверь. Тогда Арасели откинулась на спинку кресла и расставила ноги. Рамиро возбужденно смотрел на нее, дыхание ее становилось все более неровным и грудь вздымалась; Арасели начала расстегивать и застегивать пуговицу на рубашке, как раз в том месте, где заострялась грудь.

Они смотрели друг на друга. Дышали они неровно, прерывисто, приоткрыв рот.

— Я хочу, — сказала она голосом маленькой девочки. — Сейчас.

XII

В обед Кармен Теннембаум заехала за дочерью. На ней был строгий костюм из синего полотна и белая блузка с воланами. Она была совершенно убита и, казалось, забыла о жаре; в синяках под глазами и в растекшихся румянах виновата была не жара, а слезы. Бедная женщина проплакала весь день.

— Мы не можем его найти, — сказала она матери Рамиро, вытирая платком нос, — не знаю, что и думать, я в отчаянии.

— Послушай, Кармен, он где-нибудь близко. Это ведь не в первый раз, — неуверенно успокаивала ее Мария.

— Вы не обратились в полицию, сеньора? — спросил Рамиро.

— Еще нет. Я боюсь туда идти.

Арасели подошла к «Пежо-504», машине Теннембаума.

— Что вы с ним делали вчера ночью, Рамиро? — спросила Кармен, сморкаясь.

— По правде сказать, ничего. Дон Браулио пригласил меня выпить, но я не пошел. Машина моя была уже в порядке, она, видно, только временно заглохла; он попросил меня отвезти его в Ресистенсию. Он влез в машину и… я в самом деле не мог его остановить.

— С ним всегда так. Уж если что-нибудь взбредет ему в голову…

— А когда мы приехали сюда, я остался дома, а он попросил одолжить ему машину… я опять не смог ему отказать. Теперь я беспокоюсь еще и потому, что эта машина не моя, как вам известно, не знаю, что теперь говорить Хуану Гомулке.

— В котором часу вы выехали?

— Не знаю, было, наверное, около трех часов. Я не мог спать из-за жары, — он колебался, стараясь не смотреть на Арасели, которая, прислонившись к дверцам «пежо», смотрела на них, — поэтому решил встать и вышел во двор. Там я нашел его, очень…

— Пьяным.

— Да.

— Какое мучение. Боже мой!.. — Казалось, что она опять заплачет, но справилась с собой. — Ну хорошо, мы уезжаем. Буду искать его. Мне надо еще спросить у Ромеро и у Фрескини.

Кармен подошла к «пежо», и они с Арасели сели в машину. Девушка бросила на него растерянный взгляд и помахала рукой.

Рамиро удивился тому, что ничего не понимает.

Потом он опять прилег на кровать и стал думать. Наконец сдали нервы, и ему было очень страшно. На самом деле невозможно было тянуть дольше, неизвестность угнетала его; страхи окружающих передавались и ему; он чувствовал, как они овладевают им. В шесть часов придет поляк Гомулка, и что он ему скажет? Гомулка был фанатом своего «форда» 47-го года, к тому же — бедным фанатом, а не богатым коллекционером. Такие хуже всех. Гомулка, наверное, поднимет на ноги всю полицию в поисках своего автомобиля. По правде сказать, Рамиро не боялся потерять его дружбу.

Но это было не все, подумал он, куря в полумраке спальни, где было не так жарко. Может, вернуться на мост и посмотреть, что произошло с машиной? Почему ее до сих пор не нашли? Совершенно невероятно, чтобы вода в реке поднялась. Рио-Негро почти что неживая река. И он точно видел, несмотря на темноту, что колеса крутились вхолостую над поверхностью воды. Может быть, болотистая почва потом медленно всосала машину? Он не верил в это, но ведь могло быть и так. И все-таки ему надо пойти туда? Его пугала эта мысль. В детективах вечно пишут о том, что убийца всегда возвращается на место преступления, бред какой-то, как он попал в такой переплет?! И все же ему хотелось туда вернуться. Конечно, нужен какой-нибудь пристойный предлог для того, чтобы в часы послеобеденного отдыха — он, конечно, пойдет туда после обеда — оказаться вдруг так далеко за городом. Не было у него никакого предлога, ни хорошего, ни плохого. И не было у него машины, придется искать или ехать на такси, а это уже совсем глупо.

А вдруг полиция нашла «форд» вместе с трупом и теперь ждет только его, Рамиро? А почему будут ждать как раз его? А почему бы и нет? Они могли уже побывать в Фонтане и узнать от Кармен, что он, Рамиро, был последним, кто видел Теннембаума. И кроме всего этого — Арасели. Что за девчонка! Господи, она была так хороша, что нельзя было этому поверить! Но была опасна, как обезьяна с бритвой. Он не мог ее понять. Никогда он не поймет женщин. Принято говорить, что это их главное достоинство — непредсказуемость. Но как раз это и приводило его в отчаяние, хотя он и понимал, что так рассуждают мачо, самцы. Кого он, действительно, не понимал, так это людей. «Что же это было? — подумал Рамиро. — Как мог я быть таким самоуверенным, чтобы вместить в себя всю глубину греховности человека?.. Разве человеческое существование не есть доказательство бесконечности?..» — размышлял он, глядя в коридор через окно столовой. На что только не способен человек! Нет предела его мерзости. Его собственный случай был тому хорошим примером.

Рамиро почувствовал отвращение к себе, острое раскаяние, которое смешивалось с пугающим и все растущим тщеславием. Да, мать вашу, он всех обманет и выкарабкается. Хотя бы потому, что у него нет другой дороги. Он уже не знал границ, он чувствовал себя способным на любой поступок. И несмотря на угрызения совести, он был доволен собой.