Читать книгу "Истоки первой мировой войны - Джеймс Джолл"

том, что любая война с Россией будет сопровождаться войной с союзницей России Францией. Кампания должна была начаться решительной атакой на Западе, для чего потребуется прохождение немецких войск через Бельгию. Германская всеобщая мобилизация была, таким образом, не более чем угроза для Франции, нежели для России, и означала, что война станет европейской войной. И действительно, при наличии союза с Россией Франция должна провести мобилизацию, если ее проведет Германия. Но иллюзия того, что еще можно что-нибудь сделать, избежать последствий военных решений, уже принятых, существовала еще некоторое время. Тем не менее 1 августа, даже сам кайзер, Верховный главнокомандующий, обнаружил, что он не может отменить планы, введенные в действие его генералами.

В этот день Грей, так и не получивший согласия кабинета на выступление Британии на стороне Франции и России, еще верил, что возможно возобновление прямых переговоров между Россией и Австрией, есть шанс избежать нападения Германии на Францию и принятия решения, которое британское правительство очень не хотело принимать. Казалось, это привело к совершенному непониманию между ним и Личновским. Утром 1 августа личный секретарь, Вильям Тиррел, сказал послу, что Грей собирается вечером после заседания кабинета сделать ему заявление и что он надеется избежать катастрофы. Личновский решил, что Грей сообщит о нейтралитете Англии и будет гарантировать французский нейтралитет, если Германия не нападет на Францию. Личновский сразу телеграфировал в Берлин и через три часа послал вторую телеграмму, сообщая, что Грей сделает предложение о английском нейтралитете даже в случае войны между Германией, Францией и Россией. Новости были приняты в Берлине с ликованием. Кайзер попросил шампанского, отправил личное послание королю Георгу V и вызвал шефа генштаба и военного министра. Но когда он потребовал сконцентрированные на Западе войска направить против России, Мольтке сказал ему: «Если Его величество поведет целую армию на восток, у него будет не армия, готовая нанести удар, у него будет беспорядочная масса дезорганизованных вооруженных людей без продовольственного снабжения»[48]. Скоро стало ясно, что энтузиазм кайзера был преждевременным. Ночью британский посол в Париже получил телеграмму Грея: «Я полагаю, французское правительство не будет возражать против нашего нейтралитета до тех пор, пока германская армия будет оставаться на границах в состоянии обороны»[49]. Он был сильно изумлен: «Я не мог предположить, что если Россия будет воевать с Австрией и на нее нападет Германия, которая связана с Францией обязательством, нам не двигаться с места… Должен ли я выяснить, каковы обязательства Франции по франко-российскому союзу?»[50]. В 3 часа 40 минут дня французы объявили всеобщую мобилизацию, военный министр сказал британскому военному атташе: «Мы полагаемся на себя и на Вас»[51]. Таким образом, как часто бывало в этом кризисе, события развивались быстрее, чем воображение политиков. На следующее утро, 2 августа, Грей раздал указания и инструктировал Берти не предпринимать никаких действий.

На первых двух заседаниях британского кабинета 1 августа Грей заставил либеральную партию рассматривать вопрос о вступлении в войну и одновременно о нейтралитете Бельгии. Германские планы нападения на Францию основывались на движении немецкой армии через Бельгию. Бельгийский нейтралитет был гарантирован в 1839 г. Англией, Францией, Пруссией, Австрией и Россией, и во время Франко-Прусской войны в 1870 г. обеими странами — Францией и Пруссией вновь было подтверждено уважение нейтралитета Бельгии, к тому же Британия заявила, что берет на себя ответственность гаранта. В последние годы перед войной 1914 г. правительство Бельгии стояло в стороне от европейских союзов и неоднократно подчеркивало свою приверженность строгому нейтралитету. Таким образом, в июле 1914 г. Бельгии нечего было опасаться какой-либо угрозы, и она до конца отказывалась обращаться за поддержкой к какой-либо стране. Тем не менее 28 июля правительство Бельгии сообщило британскому министру, что «оно намеревается организовать сопротивление, насколько это будет в его силах, если с какой-либо стороны будет нарушен нейтралитет и целостность Бельгии»[52]. 29 июля специальный курьер доставил германскому послу в Брюсселе пакет, его можно было вскрыть только после получения инструкции, которая поступила 2 августа. Германцы в документе, подписанном генеральным штабом, еще до того, как сербы ответили на ультиматум Австрии, требовали от бельгийцев разрешить германским войскам пересечь бельгийскую территорию, при этом германское правительство обещало уважать суверенитет Бельгии и ее территориальную целостность. Перед тем как германская нота пришла в Бельгию, 31 июля Грей решил спросить правительства Франции и Германии, готовы ли они уважать нейтралитет Бельгии до тех пор, пока какая-либо сила не нарушит его. Французы ответили в ту же ночь утвердительно, германцы задержали ответ. В это же время Грей известил бельгийцев о том, что им сделано, но министр иностранных дел заверил, что отношения между Бельгией и соседними государствами очень хорошие и нет никакой необходимости проверять их намерения.

Отказ германцев дать прямой ответ вынудил Грея сделать открытое предупреждение, какого он еще не делал: он повторил, что Британия не может обещать соблюдение нейтралитета и ее «позиция будет зависеть от общественного мнения по этому вопросу»[53]. Кабинет ранее уже согласился с тем, что необходимо выразить германскому правительству величайшее сожаление по поводу того, что до сих пор не сообщили о соблюдении ими нейтралитета Бельгии. Хотя вопрос о нейтралитете Бельгии был важен сам по себе, но не являлся таким первостепенным для Британии, чтобы решиться поддерживать Францию. Если Германия вторгнется только на небольшую территорию Бельгии и бельгийское правительство, по словам Уинстона Черчилля, «заявит протест и подчинится. Несколько выстрелов могут прозвучать в Льеже или Намуре, и это несчастье заставит их склонить голову перед сокрушительной силой"[54].

А другой член кабинета, как свидетельствует стенограмма, заявил 2 августа: «Мы не можем быть более бельгийцами, чем сами бельгийцы»[55]. Премьер-министр X. X. Асквит в отчете королю 30 июля сообщил позицию: «Кабинет считает, что вопрос, если он возникнет, скорее дело политики, чем законных обязательств» [56]. Дебаты политиков и анализ ситуации, проведенный министром иностранных дел, привели к решению по многим главным вопросам о позиции Британии в мире и природе равновесия сил. Взгляд сэра Айер Кроу был таков, что «Англия не могла участвовать в большой войне, ибо это означало отказ от независимости»[57]. Этот взгляд разделяли и те члены кабинета, которые считали необходимым вступление Британии в войну; и это мнение было усилено решением консервативной оппозиции 2 августа: «Любые сомнения, поддерживать ли Францию и Россию, будут фатальны для чести и будущего общества Объединенного Королевства»[58]. Хотя вывод не часто делался в такой обобщенной форме и обсуждения в кабинете обычно были на тему обязательств Британии по отношению к Франции и о причастности к возможному вторжению в Бельгию,