Читать книгу "He как у людей - Ребекка Хардиман"

ждет наказание? Все девять часов в небе она терзалась мучительной тревогой. Но, как ни удивительно, ни о какой школьной чепухе речи не идет вообще. Может быть, ее исключат, может быть, ей придется сменить школу, а может быть, ее заставят вернуться в Миллбери и предстать перед Бликленд.

И вот они уже подъезжают к дому в Долки, который теперь, после ее путешествия, поражает своим царственным великолепием по сравнению с пастельными новостройками, на фоне которых разворачивались ее недавние приключения. Нуала, Киран и Джерард — он приехал! — все такие красивые и тощие, как модели, выходят на крыльцо и спускаются по каменным ступеням. Вид у всех странно нерешительный, будто никто не знает, что теперь говорить и что делать. Джерард первым подходит к Эйдин, горестно качая головой.

— Ну как ты? — он обнимает ее и обзывает балбесиной. Сестра тоже обхватывает ее руками и тут же начинает радостно трещать. А вот она никогда не была в Америке! А какие там парни? А правда, что там все девушки ходят в бикини? Киран тихонько берет Эйдин за руку. Теперь Эйдин понимает, что чувствует Чёткий, когда его окружает толпа фанатов. Рок-звезда, блин.

Эйдин вытаскивает из машины свой чемодан и идет к дому. Мама стоит в дверях, скрестив руки, с непонятным выражением лица. Радость? Печаль? Облегчение? Все вместе? Уголки маминых губ сползают вниз. На ней папин фартук с надписью «Вам еще не надоело смотреть, как я работаю?». Уголком фартука она вытирает глаза. Хм, думает Эйдин, кажется, все-таки все вместе…

Эйдин хорошо владеет собой, чертовски хорошо — до тех пор, пока мама не зовет ее по имени и не раскрывает объятия.

* * *

Из школы Эйдин теперь никуда не выпускают, и она проводит вечера перед экзаменами в комнате отдыха в «Фэйр»: играет в пинг-понг и жарит тосты вместе с Фионой Фэллон. Фиона не такой безбашенный ураган, как Бриджид, зато и не такая безжалостная. Эйдин умиляет, что новая подруга постоянно пытается резать мячи, даже когда это явно безнадежно, и со временем ей даже стали интересны Фионины рассказы, пусть и путаные, о многочисленных курах (она их всех зовет по именам), живущих на ферме ее родителей, и о том, как она вздыхает по Уильяму Рашу — двадцатилетнему деревенскому парню с кустистыми бровями, у которого ее отец покупает тракторы.

Эйдин ведет с перевесом в шесть очков, когда Бликленд вдруг окликает ее из своей застекленной крепости. Девушки переглядываются. Эйдин разрешили вернуться в школу с условием, что она принесет извинения Бликленд, но с тех пор ей удается избегать разговоров с ней и прямых взглядов. Вот бы и дальше так. Доучиться в Миллберне еще два года, избегая всякого контакта.

— Что такое? — спрашивает одними губами Фиона. Эйдин только пожимает плечами, хотя чувствует, как к горлу подкатывает тошнота, и откладывает деревянную ракетку.

Бликленд стоит в главном вестибюле и сортирует дневную почту, раскладывая ее по маленьким стопочкам. Это письма для иностранных учениц, в основном младших, отчаянно тоскующих по дому: для них это необходимый глоток радости и условие душевного равновесия. Бликленд молча протягивает Эйдин конверт, и, хотя угловатый почерк Эйдин незнаком, обратный адрес — «Клируотер, Флорида».

Гас!

Она уже собирается бежать, но Бликленд произносит своим раздражающе бесстрастным голосом:

— Кажется, я видела трусики на батарее возле твоей кровати?

Вот еще! Эйдин Гогарти никогда бы не пришло в голову вывешивать на всеобщее обозрение свое белье, даже там, где одни девушки.

— Одежда на батареях — это нарушение правил пожарной безопасности.

— Я сейчас пойду и уберу, — говорит Эйдин и думает, что такой обыденный выговор за мелкое нарушение можно, пожалуй, считать признаком разрядки.

Старая дева устремляет на Эйдин свой непроницаемый взор. Хоть и с трудом, Эйдин все же заставляет себя посмотреть ей в глаза. Она надеется, что Бликленд прочитает в ее взгляде то, что она пытается сказать без слов: «Простите меня». А затем направляется прямиком в туалет на втором этаже.

Привет, Эйдин.

Не поверишь, это мое первое в жизни письмо. Я потерял телефон (с твоим номером), приходится писать, как древние люди. Мы вернулись во Флориду, но ты, наверное, уже догадалась? Я снова хожу в школу и собираю свою старую группу, только нет бас-гитариста. Я пишу новую песню, там есть прикольное место про того эксгибициониста, которого мы видели, помнишь? Как твои дела? Как живется в заточении? Как там эта хромая фашистка? Прости, что не пришел на встречу в кафе. Хреново вышло.

Длинная история, слишком долго писать. Позвонишь? Что там за темная история с Сильвией и твоей бабулей? Слышал какой-то бред. Ты слушаешь мой плейлист?

Скучаю по Дублину и по тебе.

Позвони?

Шон 727873 0980

Только дойдя до подписи, Эйдин замечает, что перестала дышать. Она перечитывает записку еще трижды и только потом наконец позволяет себе в полной мере ощутить восторг, сумасшедшую, ничем не сдерживаемую радость от этих двух последних слов. Все девочки ушли гулять, или играть в хоккей, или еще куда-то — неважно, главное, в школе пусто. Эйдин без опаски во весь голос выкрикивает: «Ура!» и пытается сплясать какой-то дикий победный танец, ударяясь локтем о держатель для туалетной бумаги. «Позвони!»

64

В Америке Милли так и не удалось найти достаточно рассыпчатого картофеля, чтобы приготовить настоящее жаркое. Пробовала и молодой (слишком мягкий), и «юкон голд» (не та консистенция), и разные другие, все виды этого чертового картофеля в «Пабликс» (что за неприличное название для продуктового магазина!) перебрала, но так и не смогла наколдовать для Гаса то восхитительное блюдо, которое задумала. В другое время, если бы она вот так нахвасталась, а сделать не сумела, ей пришлось бы краснеть. Но с Гасом все по-другому. Он умеет быть благодарным за все: за чашку полуостывшего кофе, за записочку «Скоро вернусь», которую она оставила как-то раз у него на столе, за мельком увиденного вдалеке (или вовсе не виденного) кита на морской экскурсии, где им обещали возможность полюбоваться на этих чудовищ, даже за неудавшуюся картошку. Ему, кажется, хоть коровью лепешку приготовь на ужин, все равно поблагодарит. Милли восхищается этим его свойством, тем более что ему в жизни так мало дано — ни жены, ни детей. По сравнению с этим ее собственные страдания уже не кажутся ей такими страшными, и она готова принять их смиренно. Пожалуй, что ей-то как раз дано очень много — во всяком случае, достаточно.

Кевин с Эйдин,