Читать книгу "Что думают гении. Говорим о важном с теми, кто изменил мир - Алекс Белл"

физика данное положение блестяще доказывает.

– Хорошо, это понятно. Давайте двигаться дальше. Каково тогда место человека в мире?

– Мир в человеческом разрезе – это совокупность внутренних миров, или картин мира в головах, нескольких миллиардов людей, живущих на планете. Границы воображения человека и границы Вселенной совпадают. Вселенная, не осознаваемая ни одним из людей, фактически не существует.

– То есть в споре Эйнштейна, считающего, что Луна есть даже тогда, когда на нее никто не смотрит, с Бором, сомневающимся в этом, вы на стороне Бора?

– Не так. Я не утверждаю, что что-то физически есть или нет, когда кто-то на это смотрит. Главное – в том, что Вселенная, в которой не существует разумного наблюдателя, – пуста и, по сути, не имеет значения, смысла. А любой факт, не имеющий смысла, следует игнорировать.

Далее, мы должны задать себе вопрос: если картина мира (а картина, вид вещей – это и есть их суть) в голове каждого человека разная, то как эти миллиарды отдельных микрокосмов взаимодействуют друг с другом? Как мы обмениваемся идеями? Мы ведь думаем не словами, а зрительными образами. Произнесите слово «университет» – и у вас в голове возникнет картинка Кембриджа, например. Скажите «мама» – и вы представите лицо своей матери. Если бы мы могли напрямую, телепатически передавать мысли в виде образов друг другу, то в жизни было бы гораздо меньше конфликтов и проблем. Но наш инструмент общения – это речь, слова. К сожалению, слова сплошь и рядом используют и понимают неверно, они искажают смысл. Под одним и тем же словом два человека обычно подразумевают нечто разное. Я – это мой внутренний мир. Все, что я вижу одним образом, другой человек видит иначе. Нет объективного понятия «наш мир». Есть миры каждого отдельного человека, и в каждом таком мире содержится много такого, что не будет понятно никому из окружающих. Несовершенство языка, ограниченность и неточность слов делают отчуждение между людьми, пропасть между ними широкой и подчас опасной.

– Когда-то Фрэнсис Бэкон назвал эту проблему «идолом площади». Люди общаются, но как следует не слышат и не понимают друг друга.

– Да, но сложность лежит даже глубже. Полбеды, когда мы недопонимаем кого-то. К сожалению, из-за ограничений нашей речи нам нередко трудно выразить наши собственные мысли и чувства. Кроме того, существуют почти непроходимые водоразделы между разными языками.

– Пожалуйста, приведите пример.

– Изучение иностранных языков – мое хобби. Я свободно владею десятью языками. Даже сносно выучил такой трудный язык, как русский. Лев Толстой – мой любимый писатель, и я прочел все его книги в оригинале. Вот пример. Во всех известных мне языках говорят, как на английском: «Яблоко есть красное». Логично и понятно. Но русские как-то обходятся без вспомогательного глагола «есть». Они говорят просто: «Яблоко красное». Для нас с вами это бессмыслица. Мы ждем продолжения фразы: «Яблоко красное… – и что?» Я спрашивал русских, произносят ли они про себя логически необходимое слово «есть»? Они пожимают плечами. Говорят, что им и так понятно, что речь в этой фразе идет об органичном свойстве яблока. Но для нас с вами это совсем не очевидно.

– Мне кажется, если бы вы выучили китайский, то там таких «несуразиц» нашли бы еще больше.

– Возможно. Вам понятна суть? Границы моего языка означают границы моего мира. То, что я не могу описать словами, недоступно мне также и как предмет моих мыслей.

– Можете привести пример вещи, которую нельзя ясно выразить словами?

Мой собеседник усмехнулся.

– Опишите мне, пожалуйста, аромат горячего кофе. Или запах свежей выпечки. Но не употребив ни разу при этом слов «кофе» и «хлеб». Вы не сможете. И никто не сможет.

– В чем же тогда выход? Как людям сломать эти стены и стать ближе друг к другу?

– Во-первых, мы должны активнее использовать зрительные образы. К примеру, во время суда судья может целый час зачитывать описание преступления и приговор. Вместо этого достаточно показать всем две картинки. Тот же эффект, но тратится минута. Во-вторых, мы должны совершенствовать наш язык. Делать его более точным, ясным, однозначным. Расплывчатые образы хороши лишь для поэзии. Для реальных дел они вредны.

– То есть ваш идеал человеческого общения – это быстрый обмен машинными кодами?

– Да, в некотором смысле это так.

– Спорно, на мой взгляд. Но интересно. Давайте двигаться дальше. Одно из самых знаменитых ваших утверждений – то, что непонятно, как людям вообще удается познавать окружающий мир.

– Это действительно огромная загадка. Мы изучаем мир, наблюдая его, а затем выстраивая на основе увиденного длинные логические рассуждения. Так работает физика, математика, все точные науки. Проблема состоит в том, что мы действительно не можем строить наши рассуждения нелогично, абсурдно, по наитию. В этом случае все рассыпается. Но и с логикой есть большие проблемы. Мой учитель Рассел нашел и исправил немало изъянов в так называемой классической, аристотелевской логике. Я же пошел дальше и первым в истории задал вопрос: а что такое вообще – «логика»? Выясняется, что это не что иное, как бесполезная тавтология.

– Поясните, пожалуйста.

– Если вопрос можно задать, значит, на него возможно и ответить. И наоборот: нет ответов на те вопросы, которые нельзя сформулировать. Из этого простого, как кажется, утверждения следует потрясающий вывод. Если ответ на вопрос в принципе существует, то он обязательно скрыт уже в самом этом вопросе. Если же в самом вопросе ответа нет, то его нет и в принципе. Отсюда неопровержимо вытекает, что любая логика – это тавтология. Переливание из пустого в порожнее.

– Довольно сложная философская конструкция. Снова попрошу вас дать пример.

– Пожалуйста. Вот совсем детский. Мы смотрим на человека, который стоит перед горой. Нам интересно, сможет он на нее подняться или нет. Мы замечаем, что у него сильные ноги. Из этого мы делаем блестящий «логический» вывод: да, он сможет! Вот такие открытия дарит нам логика. Но взглянем на шаг глубже. Что такое «сильные ноги»? Это ноги, способные выполнить большую работу. Например, долго идти. Или подняться на высокую гору. Таким образом, наше логическое рассуждение, более полное, звучит так: этот человек может подняться на гору, потому что его ноги выглядят подходящими для подъема на гору. Каким новым, дополнительным знанием одарила нас логика? Никаким абсолютно. Мы озвучили наше зрительное наблюдение, только и всего.

– То есть вы хотите сказать, что и в математике новые теоремы не дают новых знаний?

– По сути – нет, не дают. Возьмем теорему Пифагора. Сумма квадратов катетов прямоугольного треугольника равна квадрату его гипотенузы. Но что такое прямоугольный треугольник? Фигура, в которой сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. Просто до Пифагора на эту тонкость, ее неотъемлемое свойство, не обращали