Читать книгу "Что думают гении. Говорим о важном с теми, кто изменил мир - Алекс Белл"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После университета, где Людвиг изучал точные науки, он занимался конструированием и первым в мире изобрел реактивный авиационный двигатель (!). Но для промышленности в 1910 году такое устройство оказалось слишком сложным, поэтому оно не было внедрено, а затем и вовсе забыто на пару десятилетий. Разочарованный Витгенштейн в первый раз едва не покончил с собой, затем устремил свой взор на математику и философию. Переехал в Кембридж, став ближайшим учеником Бертрана Рассела. В порыве патриотизма и желании испытать самые острые эмоции (в идеале – погибнуть) Людвиг в Первую мировую добровольно уходит на фронт, в немецкую армию. Лишь чудом выживает, а в перерывах между боями в окопах пишет свой главный философский труд. В итоге глубоко разочаровывается в войне, став на всю жизнь ярым пацифистом. Вернувшись в Вену, Людвиг широким жестом непонятно зачем отказывается от многомиллионного наследства отца (потом он всю жизнь будет выпрашивать мелкие деньги у сестер, друзей и коллег). В Кембридже благодаря Расселу публикует свою первую, так и оставшуюся главной работу «Логико-философский трактат», вызвавшую в ученой среде громадный интерес. Затем неожиданно бросает все и уезжает работать школьным учителем в забытую богом горную австрийскую деревушку, «подальше от всего». Но карьера учителя не складывается: нервный Витгенштейн иногда физически лупит детей за их «тупость», из-за чего в итоге ему приходится уйти. Он решает вернуться в Кембридж. Помимо тяжелого характера и частых нервных срывов жизнь философа осложняет и его нетрадиционная ориентация, что в то время осуждалось и даже уголовно преследовалось. Несмотря ни на что, к концу 1930-х годов Витгенштейн становится ведущим профессором философии в Кембридже. Но с началом войны он бросает кафедру и уходит в простые санитары.
В тот день философ работал в утреннюю смену: с четырех утра до полудня. Бомбежек, к счастью, не было уже неделю, тяжелых пациентов стало меньше. Я был аспирантом кафедры философии Кембриджа. Меня прислали коллеги, чтобы точно узнать, когда профессор Витгенштейн вернется к преподаванию. Немало студентов, причем не только из Англии, специально приезжали в Кембридж только ради того, чтобы послушать его лекции. Никто не ожидал, что ученый отойдет от дел так надолго. Профессор сообщил, что планирует вернуться через несколько месяцев, так как он невероятно устал физически от работы в госпитале, а война и бомбежки, по его мнению, должны закончиться максимум через год. Я сказал, что я впервые в Ньюкасле, и попросил порекомендовать хороший маршрут для прогулки. Мой собеседник нервно усмехнулся, заметив, что и до войны этот город был не особенно красив, а нынешние руины нормальному человеку и вовсе лучше не видеть.
– Ну что-то вы все-таки должны делать в свободное время?
– Да, конечно. Поблизости есть кинотеатр. Он был построен до войны и чудом сохранился. Там каждую неделю крутят новые голливудские фильмы. Я смотрю их все. Некоторые по несколько раз. Обожаю кино, хоть оно и смешное в своей наивности. По крайней мере хотя бы на время могу отключиться от всего. Хотите, сходим вместе?
В полупустом зале на дневном сеансе мой спутник по привычке занял место в середине первого ряда (он нормально видел, но любил, чтобы экран был только для него). Крутили веселый мюзикл на тему жизни актеров на Бродвее. После фильма я уговорил его погулять по пустынным разрушенным улицам центра некогда оживленного города.
Внешне Витгенштейн меньше всего был похож на всемирно известного философа. Одетый в кожаную куртку, небрежно причесанный, в мешковатых брюках и тяжелых ботинках, он скорее был похож на великовозрастного хиппи (хотя такого понятия еще не существовало) или даже бродягу с тяжелым, угрожающим взглядом. Хорошо, что его документы были в порядке: вкупе с его сильным немецким акцентом полицейские легко могли принять его за шпиона.
Я попросил объяснить мне некоторые из его философских идей. Поначалу он отказывался, но после настойчивых просьб смягчился.
– Я надеюсь вы понимаете, что просто так, во время прогулки, раскрыть сложную, объемную философскую доктрину невозможно? Да я и не знаю, хочу ли я сейчас сам этого.
– Я понимаю. Расскажите хотя бы, что означает первая строчка вашего знаменитого трактата? Она вызывает множество разночтений, споров.
– «Мир есть все то, что имеет место. Мир есть совокупность фактов, а не вещей». Что здесь неясного?
– Мне кажется, вся современная наука исследует мир именно как набор вещей или явлений.
– Именно поэтому я постоянно критикую подходы современной науки. Поймите же: вещь сама по себе – это ничто, пустота. Любой отдельный предмет окружающего мира не стоит изучения. Вещь важна только в двух ее аспектах. Имеет значение то, каким образом она взаимодействует со всеми другими вещами, какую играет роль в происходящем. А также то, как факты, которые образуются благодаря взаимодействию всех вещей в мире, отображаются в сознании человека.
– Смутно мне понятна эта мысль. Но не могли бы вы это пояснить на примере?
– Это просто. Посмотрите под ноги. Вы видите мелкие частицы металла? Это осколки авиабомб, которые до сих пор не убрали. Представьте, что мы ничего не знаем о войне. О чем тогда они могут нам рассказать? Ни о чем. Просто кусочки чего-то, и все. Понимаете, чтобы понять суть вещей, всегда требуется знать широкий контекст. Откуда они появились? Чем они были, когда являлись частью единого предмета (бомб в данном случае)? Для чего бомбы используются? Чтобы убивать людей? А зачем надо убивать людей? И так далее. Нам нужна целая длинная история, цепь разнообразных фактов, чтобы мы смогли спуститься по ней и понять суть отдельных вещей. Одна и та же вещь может действовать по-разному. Кухонный нож, необходимый для приготовления еды, и тот же нож, которым воспользовались для убийства человека, нельзя рассматривать как один и тот же предмет. Формально он, возможно, тот же. Но в мире, видимом как совокупность фактов, это нечто разное.
– То есть любая вещь – это не сама вещь, а по большому счету та роль, которую она играет в мире.
– Или не играет. Мир есть лишь механическая совокупность всего того, что в нем есть. Мы ищем во всем смысл, логику, причину. На самом деле в мире может и не быть никакой логики и никакой конкретной причины. Кстати, квантовая
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Что думают гении. Говорим о важном с теми, кто изменил мир - Алекс Белл», после закрытия браузера.