Читать книгу "Правила крови - Барбара Вайн"

— Все это чушь, мой дорогой, — мягко возражает Джуд. — Он ее убил. Заплатил Байтфорду за ее убийство.

28

С Генри я зашел в тупик. Прошел месяц с тех пор, как я вообще что-то предпринимал. Последнее мое действие в попытке раскрыть тайну — звонок Веронике. Я спросил, не знает ли она, кем были предки Эдит по женской линии.

Похоже, ей неприятен этот разговор.

— Я уже рассказала вам все, что знаю, причем гораздо больше, чем хотела.

— Вы не сказали мне, как звали вашу прапрабабушку и прапрапрабабушку.

— Прабабки, — в ее голосе сквозит раздражение. — Все это глупо. Столько лет прошло. Неужели кому-то интересно? Какое это имеет значение?

— Для меня имеет, Вероника. Это может быть важно.

— Да, конечно. На ваш взгляд. Ладно, уговорили. Но я больше ничего не знаю. Фамилия матери леди Нантер — наша общая родственница вдруг перестала быть просто родственницей и превратилась в пэрессу — была Дорнфорд, а ее матери — Мейбек.

По крайней мере, я так услышал. Я попросил Веронику повторить по буквам. Она отказалась, но я настаивал, прибавив, что Дэвиду понадобятся эти имена, что они необходимы для его генеалогического древа, и Вероника смягчилась.

— Ладно. М-а-й-б-а-х. — Прежде чем я успел вставить хоть слово, она объясняет: — Нет, не немка, уверяю вас. Это очень редкая английская фамилия, как и ее имя. Ее звали Барбла.

— Барбара? — Мне показалось, что Вероника шепелявит.

— Нет, Барбла. Б-а-р-б-л-а.

Вероника явно страдает ксенофобией. Она продолжает настаивать, что Майбах не немецкая фамилия. Я не спорю, это просто бессмысленно.

— У меня нет предков-иностранцев, — говорит она.

Ее шокирует одна мысль, что я мог об этом подумать. Я не должен создавать у Дэвида ложного впечатления. Она позвонит ему и скажет, что в его семье все чистокровные англичане, насколько это можно проследить.

Но мысли Дэвида, как я потом понимаю, заняты совсем другим. Джорджи снова беременна. Святому Граалю всего семь месяцев, она все еще кормит его грудью, но тем не менее забеременела. Джорджи изображает растерянность, но на самом деле ее распирает от гордости за собственную плодовитость, хотя все это чистая физиология, над которой она никак не властна. К той же категории относится гордость Вероники по поводу чистоты генов — и моя тоже, пока я не узнал правду.

— Не могу представить, как это случилось!

Джорджи повторяет это десятки раз, широко раскрыв глаза и не в силах сдержать улыбки. Если бы она принадлежала к низшим слоям общества и была склонна к вульгарности, то сказала бы, что Дэвиду достаточно бросить свои штаны на край кровати, чтобы она забеременела. Джуд никак не реагирует. Даже не вспоминает, когда мы остаемся одни. Я убежден: она думает, что все это не имеет к ней отношения, что у нее особый случай. Простая и беспроблемная плодовитость не для нее. Когда придет время, она получит «ребенка на заказ». Словно речь идет совсем о другом, потому что все начинается не так, с легкомысленного и эффективного соития Дэвида и Джорджи, и результат тоже будет другим.

Ей предстоит ПГД, предимплантационная генетическая диагностика. В настоящее время эту процедуру делают только четыре клиники в стране, в том числе та, в которую обратилась Джуд. В последний раз после возвращения оттуда она рассказала мне душещипательную историю о женщине, которую там встретила — в результате использовании этого метода у нее родилась тройня. Дэвид и Джорджи собираются продать квартиру и купить дом, потому что квартира мала для двух детей. Как это ни парадоксально, ее будет достаточно для троих или четверых (по крайней мере, так думает Джуд, я уверен), так что мы можем поменяться с ними жильем, и они купят наш дом. Джуд все равно. Она думает и говорит только о детях. Исполненная надежды и предвкушения, она просто ждет того момента, когда ей скажут, что уже пора — завтра, на следующей неделе или через две недели мы возьмем ваши яйцеклетки и его сперму.

Все это заставляет меня сочувствовать Генри. Бедный Генри. Иногда, конечно, потрясенный Генри. Тем, что именно он, а не другой, женился на женщине, которая оказалась носителем гемофилии. Неужели его жена, мать его детей имела этот скрытый, постыдный дефект и родила больного сына — а возможно, и дочерей, носителей болезни? Он, который убеждал короля Альфонсо не заключать брак с принцессой Эне, сам совершил то, против чего предостерегал монарха. Сказал ли он своим дочерям? Предупредил ли о последствиях замужества? А в случае со старшей дочерью предупредил ли он Джеймса Киркфорда, как предупреждал короля Альфонсо? Мы не знаем. Но кто-то их все же просветил — или они сами узнали.

Может быть, истинная причина решения Хелены и Клары не выходить замуж заключалась именно в дурной наследственности? Сам я больше не занимался поисками родственников, но теперь смотрю на дополненное генеалогическое древо Дэвида, размышляя и задавая себе вопросы. Родословная семьи Квендон-Хендерсон доходит лишь до Барблы Майбах и мужчины, за которого она вышла замуж, Томаса Дорнфорда. Дэвид, временно охладевший к генеалогии, не смог найти их предков — или не пытался. Барбла вышла за Томаса Дорнфорда, и у них родилась дочь Луиза. У них также было три сына. Рядом с одним Дэвид поставил буквы «у. м.», то есть, «умер молодым», а рядом с остальными — только знак вопроса. Имен их он не знал. Луиза вышла замуж за Уильяма Квендона и родила ему двух дочерей и сына — Луизу, Уильяма и Марию. Луиза была матерью моей прабабки Эдит и тещей Генри. Судьба Марии неизвестна. Уильям умер в возрасте семи лет. Пытаясь доказать, что Генри убийца, я предположил, что причиной смерти ребенка была гемофилия, но это всего лишь гипотеза. Луиза вышла за Сэмюэла Хендерсона и стала матерью Лайонела, Элеонор и Эдит.

Где Уильям Квендон познакомился со своей женой-немкой (или англичанкой с немецким именем), здесь или в Европе? Когда он мог ездить в Германию или Австрию и зачем? В 1830 году люди не катались в Европу по десять раз в год, как теперь, если не считать богатых, знатных или одновременно богатых и знатных, совершавших «большое путешествие» по Франции, Италии и Швейцарии для завершения образования. Возможно, Уильям Квендон относился именно к этой категории. Нужно будет проверить. Я сворачиваю лист в трубочку. Теперь он мне больше не нужен.

Я скучаю по Палате лордов. Но не во время парламентских каникул. На Рождество и Новый год, а также в относительно спокойные периоды я почти не замечал своего изгнания, но теперь, в конце февраля, когда в Палате снова наступают горячие деньки и политические разделы газет излагают перебранку между пэрами, bons mots[60]графа Рассела и язвительные замечания лорда Маккея Ардбрекниша, меня преследуют сильные приступы ностальгии, и я чувствую себя так, словно перед моим носом захлопнулись врата рая. Хотя нельзя сказать, что я считал это раем, — сидеть там до поздней ночи, выполняя добровольно взятые на себя обязанности, и поддерживать партию, в которой не состою и дисциплине которой не подчиняюсь. Я отказался от подписки на официальные стенограммы заседаний, но не могу устоять перед искушением и читаю газеты.