Читать книгу "Лето бородатых пионеров - Игорь Дьяков"

Вспоминается и сцена, описанная Курловым в его «Гибели императорской России»: науськанные крестьяне громят барскую усадьбу, а в это время агитаторы в масках (1905 год) развлекаются игрой на рояле. Когда же (по мысли охранки, конечно) совершится государственный переворот, мы (т. е. мифические «сионские мудрецы») скажем народам: «Все вышло ужасно плохо, все исстрадались. Мы разбиваем причины ваших мук: народности, границы, разномонетность…»

Ну надо же, чуть ли не один к одному – по уставу иллюминатов! Будто и ста лет не прошло. Для этого, продолжается в «Протоколах…», «надо привести всех к голосованию, без различия классов и ценза, чтобы установить абсолютизм большинства, которого нельзя добиться от интеллигентных цензовых классов».

Тут – неувязка: можно ведь еще подменить интеллигенцию на «образованщину», а с последней, как лается в песенке – «делай с ней что хошь». Результат тот же – «устраним выделение индивидуальных умов, которым толпа, руководимая нами, не даст выдвинуться, ни даже высказаться: она привыкла слушать только нас, платящих ей за послушание и внимание. Этим мы создадим слепую мощь… Народ подчинится этому режиму, потому что будет знать, что от этих лидеров будут зависеть заработки, подачки и получение всяких благ».

Дальше агенты царской охранки «показывают уши»: «От либерализма родились конституционные государства, заменившие (для управляемых) Самодержавие, а конституция, как всем хорошо известно, есть не что иное, как школа раздоров, разлада, споров, несогласий, бесплодных партийных агитаций, партийных тенденций – одним словом, школа всего того, что обезличивает деятельность государства. Трибуна не хуже прессы приговорила правителей к бездействию и бессилию и тем сделала их ненужными, лишними, отчего они и были во многих странах свергнуты. Тогда стало возможным возникновение республиканской эры, и тогда мы заменили правителя карикатурой правительства – президентом, взятым из толпы, из среды наших креатур, наших рабов». До того указывалось, что для этой цели берутся лишь люди, у которых есть в прошлом некая нечистая тайна, чтобы на ней можно было бесконечно длить шантаж.

Ну, а если «креатура», что называется, взбрыкнет? Мудрые мистификаторы не обошли вниманием и этот вариант – наверное, перед началом нового века у них было какое-то эпическое настроение: «Мы дадим министрам и другим окружающим президента чиновникам высшей администрации мысль обходить его распоряжения собственными мерами, за что и подпадать под ответственность вместо него…»

Что еще? Мелочи – и без того цитирование слишком затянулось, – много все-таки чести для зловредных, но не бесталанных литературных подельщиков:

«… переутомить всех разладом, враждою, ненавистью и даже мученичеством, голодом, прививкою болезней, нуждою, чтобы… не видели другого исхода, как прибегнуть к нашему денежному и полному владычеству»;

«Никто не посмеет требовать отмены разрешенного, тем более, что оно будет представлено, как улучшение… А тут пресса отвлечет мысли на новые вопросы (мы ведь приучили людей искать все нового)»;

«Чтобы (управляемые) сами до чего-нибудь не додумались, мы их еще отвлекаем увеселениями, играми, забавами, страстями… станем через прессу предлагать конкурсные состязания в искусстве, спорт всех видов»;

«Ошибки (не наших, управлявших до нас) администраций будут описываться нами в самых ярких красках. Мы посеем к ним такое отвращение, что народы предпочтут покой в крепостном состоянии правам пресловутой свободы… Особенно будем подчеркивать исторические ошибки (не наших, до нас) правлений, столько веков промучивших человечество отсутствием сообразительности во всем, что касается его истинного блага, в погоне за фантастическими проектами социальных благ, не замечая, что эти проекты все более ухудшали, а не улучшали положение всеобщих отношений, на которых основывалась человеческая жизнь»;

«Мы посадили (управляемых) на конька мечты о поглощении человеческой индивидуальности символической единицей коллективизма»;

«Мера перемещения (чиновников-управленцев) будет служить… подрыву коллективной солидарности сослуживцев и всех привяжет к интересам правительства, от которого будет зависеть их судьба»;

«Мы вычеркнем из памяти людей все факты прежних веков, которые нам нежелательны, оставив из них только те, которые обрисовывают все ошибки (прежних) правлений»;

«Священничество… мы уже позаботились дискредитировать и этим разорить их миссию, которая ныне могла бы очень мешать… нас только годы отделяют от момента полного крушения христианской религии»;

«… мы рекламировали мученичество, якобы принятое крамольниками на себя, за идею общего блага»;

«Сладострастие хуже всего расстраивает умственные способности и ясность взглядов, отвлекая мысли на худшую и наиболее животную сторону человеческой деятельности»;

«… Антисемитизм служил Сиону еще и тем, что кроме ненависти в сердцах евреев, он создал чувство жалости в сердцах нужных отдельных лиц к якобы несправедливо гонимому племени»;

«Присвоение титула научности разным «теориям» оказывало и продолжает оказывать Сиону немаловажные услуги».

Итак, ясно очерчен путь «саморазложения» общества, состоящего из «искателей одних материальных благ, ради наживы делающихся слепыми»; общества, которое «неизбежно должно погибнуть, истекая от добровольного кровопускания».

Насколько провидческой оказалась антиутопия мозгового центра царской охранки, каждый может судить по разуму своему и опыту. Во всяком случае, важным для нас представляется вот что: до тех пор, пока мы будем делать кумиров из палачей и поливать грязью жертвы, – мы можем считать себя обреченными. Состояние тяжкого безумия, внутренней дезорганизации, взрывоопасного брожения может превратиться в сплошной Сумгаит или Фергану. Или Чернобыль. Или в Сахару. Только без оазисов.

Семена раздора носятся над страной с ускорением, перестраивая структуры почвы и души, «плюралистично» расцветая под небом, сотрясаемым раскатами гласности. И этих семян уже так много, что хоть одно-два – а проросли они практически в каждой душе. Словно творение охранки каким-то образом нашло-таки читателей и было воспринято ими как руководство к действию.

Малое преступное сообщество имеет шансы на успех в среде сколь угодно многочисленного народа лишь в том случае, если последний превращен в аморфную массу лишенных индивидуальности людей. Само по себе «арифметическое большинство» далеко не всегда означает физическую мощь. Но ведь если в таком же народе возникает ядро добра», – у него возникает и шанс к возрождению-выздоровлению. Шанс перейти от растительной жизни «живых овощей» к жизни, достойной человека.

Но достойной человека жизнью может быть лишь та, в которой есть авторитет, стоящий над любым из смертных. Подчеркнем – смертных. Мы обречены ходить по «рабскому кругу» до тех пор, пока в идеалах будут смертные. Живой кумир – вещь опасная для народа.

Исключением служат некоторые из ушедших, например, «святые, в земле российской просиявшие». Но канонизация в православной Церкви – процесс сложнейший, в высшей степени скрупулезный. Неотъемлемые требования – свободная всенародная любовь и поклонение, совершенная безупречность жизни канонизируемого. Лишь в 1988 году были, как известно, канонизированы у нас Ксения Петербургская (прошло порядка ста лет после ее смерти). Игнатий Брянчанинов (примерно, столько же), Максим Грек (500 лет), Дмитрий Донской (почти 600 лет)…