Читать книгу "Там, где лес не растет - Мария Семенова"

И не смог не то что слува сказать – даже рта раскрыть несумел. Только сотрясало грудь гулкое тяжёлое буханье да поворачивалась кругомКоренги утратившая опору вселенная. Он сидел молча и пытался думать о том, ЧТОмог означать, а мог и не означать неожиданный подарок Эории. Всё же он с горемпополам разыскал в себе довольно решимости, чтобы выдавить:

– У нас… если девушка дарит парню одежду, сделаннуюсвоими руками… это значит…

Эория тихо ответила:

– У нас это значит то же, что и у вас, венн. Я тебявыбрала ещё на берегу, когда ты первый раз запускал свою летучую птицу.

– А я тебя, – сказал Коренга, – сразу, кактолько выяснил, что ты не парень.

Оба расхохотались. Коренге до дрожи и судорог хотелосьобнять её, притянуть поближе к себе, он на миг заробел, но тут же понял, чтоименно так ему и следовало поступить. Её тело согрело ему ладони, и стало ясно,что здесь-то им и было самое место.

– Ты подаришь мне бусину, венн? – прошепталаЭория. – Я слышала, ваши парни дарят бусы тем, чью благосклонностьнадеются завоевать…

– Наоборот. – Коренга зарылся носом в волосы у неёна макушке, голос прозвучал невнятно. – Это парни просят бус у девчонок,которым обещают свою верность и мужество.

– А то, что у вас парни уходят в род жены, тоженеверно?

Коренга ответил:

– Если тебе любезней последовать закону твоего племени,моя мать рада будет принять в своё сердце красавицу сегванку, выбравшую еёсына.

Эория запрокинула голову, его губы скользнули по её щеке…

«Ну почему я ей раньше всего этого не сказал? Что же я задурак такой, а? Чего дожидался?..»

Глава 73. Симураны

Коренгу разбудил то ли рассветный луч, коснувшийся век, толи некое движение, случившееся рядом. Он проснулся и впервые в жизни необиделся оттого, что его извлекли из недр самого любимого сна, где он невесомопарил над землёй, наконец-то поняв, как взлетать с неё одной силой желания.Действительность была не менее прекрасна, чем сон о полётах, и даже ещёпрекрасней. Губы Коренги расползлись в блаженной улыбке. Он не стал сразуоткрывать глаза и просто лежал какое-то время, улыбаясь, вспоминая нежностьЭории и пытаясь представить себе, как всё теперь будет. Наследное проклятиебыло мелкой тучкой на горизонте, неспособной омрачить ослепительный, ликующий,сумасшедше-солнечный день. Будущее распахивалось перед ним, словно круг земнойс высокой горы, всё целиком, до самых последних пределов. Изведают ли хождениеего ноги, обопрутся ли о воздух крылья Торона – какая, в сущности, разница? Онвернётся с Эорией на Черёмуховый Юг, и у них будет дом, а в доме – дети, внукии правнуки. И это-то есть самое важное, чего ради стоит жить на дивном беломсвете, водить корабли, давать названия звёздам, отмерять чашки и жбаны времениили запускать летучих птиц к облакам. Всё прочее – мелочь и суета, не стоящаяупоминания, и пусть Боги продолжают числить за его родом давно избытую вину,если Им больно охота. Он, Коренга, сын Железного Дуба, будет простожить-поживать в радости и любви и доживёт до девяноста девяти лет, чтобыподольше не перекладывать на потомков ношу увечья. А когда всё же подойдёт егосрок, у него не будет нужды гадать, справятся ли внуки. Он будет знать, чтовнуки не оплошают…

Коренга окончательно открыл глаза и приподнялся на локте,чтобы рассказать обо всём этом Эории, и обнаружил, что сегванки рядом не было.Не было и Торона. Только солнце горело неправдоподобным огнём, возносясь из-заледяных пиков в чистое, без клочка вчерашнего тумана, умытое весеннее небо.Эория…

Коренга завертел головой, смаргивая невольные слёзы. Онувидел её, когда догадался оглянуться на пройденный перевал. Эория сидела насамом верху, возле беловатого камня, и смотрела на запад. Наверное, онавсё-таки увидела море. Её левая рука лежала на голове неподвижно замершегоТорона. Услышав голос Коренги, Эория оглянулась. Вернее, как-то странносклонила голову к плечу, чтобы посмотреть на него и слегка улыбнуться. Потомрука сегванки безвольно соскользнула с головы пса, упала на камни и осталасьлежать.

– Эория, – начиная холодеть от ужаса, выдохнулКоренга.

Торон вскинул морду к ликующей синеве и заплакал. ТогдаКоренга со всей ясностью понял, что увидел смерть. Он задохнулся, отшвырнулполог и то ли пополз к Эории, то ли побежал. Она всё так же задумчивоулыбалась, глядя туда, где его уже не было, и на левом виске у неё наливалосьмаленькое синеватое пятнышко. Коренга обнял её, называя по имени, пытаясьзаставить дышать.

«Ты, Зелхат, – глухо отдалось вдруг у него вголове, – так боялся быть узнанным, что даже не помог этим детям, встречейс которыми Боги Небесной Горы благословили твой путь!..»

На перевале раздавался голос Эвриха и в то же время не его.Сквозь слёзы, застилавшие мир, Коренга встретился глазами с Тороном.

«Наконец-то ты сумел услышать меня…»

Коренга непонимающе смотрел на своего крылатого пса.

«Видит Богиня, этому мальчику, Эврих, мы с тобой непомощники, – прозвучал в его сознании скорбный старческий голос. – Сосвоей бедой справится только он сам. А девочке никто не в силах помочь. Здесьлекарское искусство бессильно…»

– Она обманула меня… она знала, что умирает, –обнимая Эорию, пробормотал Коренга.

«Она знала, брат мой. И её отец знал. Поэтому он и отправилеё искать Зелхата вместе с тобой. Он пытался надеяться».

– И ты мне ничего не сказал…

«Она попросила меня. Такая просьба священна».

Резкие тени гор протянулись через леса и пустоши равнины,упираясь в тёмную полоску на горизонте. Коренга понял, что мечта Эории всё жесбылась: она увидела море. Он запрокинул голову, и у него вырвался крик.Страшный то ли крик, то ли вой, которым оплакивал свою утрату обезумевшийСирота.

Эхо ещё стонало, разбиваясь о склоны, когда, словнородившись из этого эха, прозвучал ответ. Из поднебесья, плавно кружась,спускались два симурана. Два молодых кобеля, посланные без всадников облетатьпорубежья мёртвых земель. Коренга тупо смотрел на них, не понимая, зачем ониздесь и какой от них может быть толк. Могучие звери пронеслись над перевалом,сдув взмахами крыльев обрывки кожаного полога, пробежали по склону иостановились. А потом стали приближаться, держа наготове полураскрытые крылья,чей удар ломает хребет собаке и человеку. Им не было дела ни до мужчины, ни доуснувшей в его объятиях девушки, они смотрели только на Торона.

И сдержанно, грозно рычали, показывая клыки.

Они чуяли, что за кровь текла в жилах Торона, и заступалинеблагословенному дорогу в свой дом.

Вот только Торон ни у кого не собирался спрашиватьдозволения вернуться. Не пожалев больного крыла, он вскинулся на дыбы и яростнозаревел, бросая ответный вызов, и кто не слышал, как ревёт симуран, готовый сражатьсядо смерти, тому не бывало по-настоящему страшно.