Читать книгу "«Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике - Николас Блейк"

– Очевидно, что я ничего не знал, – выдавил наконец Хэйуорд. – То есть, конечно, мне рассказали про Бетти. Но после той истории я ее какое-то время не видел. Я был тогда в армии, про марихуану я вообще ничего не слышал.

– А вы? – Найджел повернулся к Эндрю. – Вы ведь долгое время были очень близки с сестрой.

– О да, я учился с ней в одной школе, когда это произошло. Это был мой последний семестр. Я многое знал.

– Тогда вам следует поделиться с нами.

– Да, думаю так будет лучше.

Эндрю Рестэрик решительно поднялся, сделал несколько длинных шагов по кабинету и остановился у каминной полки. В костюме с Сэвил-роу, с проницательным взглядом ясных глаз в обрамлении густых черных ресниц он смотрелся не хуже, чем его чопорный брат.

По мере рассказа Эндрю Элизабет, которую Найджел видел висящей в залитой снежным отсветом комнате, понемногу превращалась в школьницу – проказливую, удивительную, юную с красной ленточкой в волосах. Она тогда была бесшабашной – говорил Эндрю – полной жизни, жаждала какого-то опыта, помимо болтовни подруг и четырех стен школы. И опыт настиг ее прямо у стен школы. Однажды утром в перемену стайка ребят дурачилась во дворе, когда к ним подошел моложавый мужчина и заговорил с подростками. Вскоре он достал портсигар и закурил. «Никто из вас, детишки, конечно, не курит». Элизабет вспыхнула от такой подначки. Она никогда не пасовала, когда ей бросали вызов. И пока остальные только смотрели, она взяла сигарету. Она важно расхаживала по тротуару прямо перед воротами школы, дымила на виду у всех прохожих.

Разумеется, сигарета была совершенно безвредной, как и конфеты, которые незнакомец раздал остальным. Но он начал появляться довольно часто, в одно и то же время, на том же месте. А некоторое время спустя отвел кое-кого из детей в сторонку и пообещал – если они поклянутся никому не говорить – кое-что особенное из курева и леденцов. Начало было положено. Он умел втираться в доверие к подросткам, обращался с ними с приятной откровенностью, как с равными. Очень скоро его жертвы пристрастились к «особым лакомствам», которые он приносил. Воздействие их было настолько необычным, что ни один мальчик и ни одна девочка не смели никому рассказать, что с ними творится.

И, конечно, за удовольствие им приходилось платить. Поначалу незнакомец ничего не требовал. Но со временем они обнаружили, что задолжали ему такие суммы, которые невозможно выплатить. Он держался очень мило и ясно дал понять, как неприятно для всех будет, если про долги узнают родители. Да его жертвы и сами все равно рассказывать не стали бы. Порок в них угнездился и разрастался со страшной силой. Они нуждались в «лакомствах» и впредь. Потом детей постарше стали приглашать на взрослые вечеринки, которые становились все более разнузданными. Элизабет никогда не забивала себе голову приличиями – и стала в них участвовать. А учитывая, что наркотики только усиливали тягу Элизабет к удовольствиям, привести это могло только к одному.

Сам Эндрю не пал жертвой «лакомств».

– Я в те дни был жутко правильным, – сказал он. – Я даже возражал против того, что Бетти курит, как мне казалось, обычные сигареты. Но на нее нельзя было сердиться, она могла железный прут на мизинец намотать.

Но когда зависимость овладела ею, она стала угрюмой и замкнутой. Все, что он рассказывает им сейчас, она поведала ему через два или три года после того, как случилась беда.

Тогда она сказала ему только, что ждет ребенка. Он решил, что отец – тот незнакомец, что приносил сигареты, и столкнувшись с ним однажды у школы, набросился на него с кулаками. Это была настоящая драка, в которой незнакомцу основательно досталось, и после происшествия его больше в городе не видели. Но вскоре Элизабет заверила брата, что незнакомец к ее положению не имеет отношения. «Это мог быть кто угодно, – устало сказала она. – Какая разница, кто?»

– Эти ее слова шокировали меня больше всего остального, – сказал Эндрю. – Боже, каким черствым ханжой я был тогда! Я так холодно с ней обошелся! Бедная милая Бетти, бедная девочка, попала в такую ловушку… а потом обнаружила, что любимый брат отвернулся от нее!

Вскоре неизбежно разразился скандал. Для Бетти подыскали клинику в соседнем штате, потом ее увезли домой в Англию. Эндрю сбежал из дома и нашел работу в лагере лесорубов, с тех пор он скитался по свету.

Такова была в общих чертах история, рассказанная Эндрю Рестэриком. В свое время Найджел выслушал немало странных повествований, но ни одно не казалось столь неподходящим для места, в котором рассказывалось. Возможно, оно было бы уместно в пабе, но никак не в кабинете сельского сквайра с гравюрами на охотничьи сюжеты, кожаными креслами, справочниками и охотничьими трофеями, запахом табака и воска и видом из окна на непритязательные эссекские дали.

Внимательно глядя на братьев, Найджел заметил, что на лице Хэйуорда отражаются недоверие, смятение и ужас, а Эндрю бьет неудержимая дрожь.

– Я впервые кому-либо это рассказываю, – как бы извиняясь, закончил Эндрю. – Признания оказывают на меня странное физическое действие.

– Боже ты мой! – выдохнул Хэйуорд. – Какая отвратительная история! Если бы я только знал… Хотелось бы мне провести десять минут с этим типом наедине. Его пытались найти?

– Конечно. Но он исчез без следа. Разумеется, Бетти и ее друзьям он назвался вымышленным именем. Наверно, у него их десяток, если он регулярно такое проделывал. Детям приходилось выплачивать огромные суммы за дрянь, которую он продавал: у одних были богатые родители и уйма карманных денег, другим приходилось красть наличные. А он продолжал твердить, будто то, что ему платили, идет в счет погашения долга, – это давало негодяю дополнительную власть над подростками.

Воцарившееся затем долгое молчание прервал Найджел:

– Не пора ли вам сказать заодно, кого вы имели в виду, когда упомянули, что в доме есть некто, упивающийся злом? Полагаю, вы подразумевали мисс Рестэрик?

Руки Эндрю стиснули подлокотник кресла, его лицо потемнело, как грозовая туча.

– Не знаю. Будьте вы прокляты! Разве не понимаете, как раз потому, что я не знаю… – Он осекся.

– Как раз поэтому вы подмешали наркотик в молоко кошки и предложили во время шарады сигареты Джону и Присцилле? – не унимался Найджел.

Лицо Хэйуорда побагровело, его исказил неподдельный ужас. Хэйуорд переводил взгляд с Найджела на Эндрю, точно следил за игрой в теннис, где мяч летает так стремительно, что за ним никак не угнаться.

– Да, – признался Эндрю. – Вы меня раскусили. Когда повидаешь мир, как я, начинаешь чуять опасность. Едва сюда приехав, я почувствовал, что тут происходит нечто дурное… это как-то связано с Бетти или с Боудженом, или с ними обоими. Забавно, у меня интуиция художника, но я не могу написать ни строчки стихов, не могу сыграть ни одной музыкальной фразы, а старик Хэйуорд, который выглядит, как ком эссекской глины, играет на рояле почище заправского гения. Ну, так или иначе опасность витала в воздухе. До того я какое-то время не виделся с Бетти и пришел в ужас, какая с ней произошла перемена. Во взгляде у нее было такое… такое выражение… даже не знаю, как описать…