Читать книгу "Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв. - Антология"

в Сеул держать весенний экзамен, то провалился и на этот раз! В отчаянии с треском сломал он свой лук и колчан и выбросил их вон! А потом, на те десять лян, что остались у него от дорожных денег, принялся пить без разбору и вино, и брагу, и водку!

— Пойду к Южным воротам! — опьянев до потери сознания, пробормотал он и стал было подниматься на гору Намсан, но споткнулся о корни сосны, упал и тут же уснул. А когда, выспавшись, проснулся и огляделся кругом, то оказалось, что уже наступила ночь. Ли не знал, где находится, в горле у него пересохло, и он стал слоняться туда-сюда в поисках воды. Найдя, наконец, родник, он лег ничком, вволю напился да так и остался лежать, горько жалуясь на свою судьбу. И тут вдруг у себя над головой он услышал какой-то шорох! С трудом подняв голову, Ли вгляделся и увидел: какой-то буддийский монах, стоя между сосен, скинул котомку со спины и достал меч. Котомку и шляпу, сплетенную из бамбука, он повесил на сук, огляделся по сторонам и быстро, будто полетел по воздуху, ринулся под гору. Вид у него при этом был такой, словно собирался он убить человека! «Этот бритоголовый мерзавец, — подумал лучник Ли, — несомненно, перелез через городскую стену и хочет кого-то убить. Девять раз я выдержал предварительный экзамен и девять раз провалил главный. Так что вполне могу сказать о себе: „С позором я переправляюсь на восточный берег!“[163] Но если я помешаю этому негодяю совершить преступление, спасу человеческую жизнь, над которой нависла угроза, то, — пусть даже я потерплю от него поражение, — сделаю хоть какое-то доброе дело. Однако, что же он затеял?!» Он быстро вскочил на ноги и незаметно последовал за монахом.

Под горой Намсан стоял чей-то большой дом, обнесенный высокой каменной оградой. Монах ловко подпрыгнул и перемахнул через ограду. Ли тоже подошел к ограде, внимательно посмотрел во двор и понял, что это задняя часть дома. В окне горел свет. Монах подошел к ярко освещенному двустворчатому окну и издал какой-то звук, будто скрипнуло дерево. Из окна тут же вылезла молодая женщина, по виду новобрачная, пошепталась с монахом, потом они вместе вошли в дом, закрыли за собой дверь и больше не появлялись. Лучник Ли еще больше заподозрил неладное. Он быстро перелез через ограду и, притаившись под окном, стал подслушивать.

— Эх, девка! — сказал монах. — Ты, говорят, променяла такого сильного и солидного мужчину, как я, на мужа — этого слабоумного безбородого сосунка, у которого и молоко на губах не обсохло? А я-то, потеряв тебя, не мог ни есть, ни спать, тревожился днем и ночью и вот теперь решил прийти. Что ты на это скажешь?

— Я ведь всего лишь женщина, — отвечала новобрачная. — Очень не хотела я выходить за него замуж, но отец, мать и вся родня зачем-то выдали меня насильно, снарядили лошадей и привезли сюда. Противиться было невозможно, и пришлось мне против воли приехать. На душе одно — куда бы сбежать? Я совсем не люблю его, но, как говорится, брачный договор на сто лет уже заключен, и я должна теперь этого сопляка считать своим мужем и во всем ему повиноваться. Да будь он даже взрослым человеком, высоким и статным, разве изменю я достопочтенному монаху — моему прекрасному супругу? Чем же угостить моего возлюбленного, обретенного на жизнь и смерть муженька?

Она открыла дверцу стенного шкафа, на столик для вина из черепашьего панциря поставила чашу, расписанную попугаями, и, до краев наполнив ее вином, поднесла монаху:

— Это хлебный чай[164]! Извольте, пожалуйста, выпить!

На закуску она подала сушеное мясо, рыбу и фрукты, и они стали шутливо болтать друг с другом.

Тут лучник Ли потихоньку проткнул дырку в окне и заглянул внутрь. Молодожену было лет двенадцать. Его загнали в дальний угол комнаты, задвинули тяжелым комодом, который доходил ему до подбородка, чтобы он не мог выйти, да еще крепко-накрепко связали ему поясным ремнем руки и привязали к ручке комода. Он был ни жив ни мертв от страха. Он был такой жалкий, такой несчастный, а мерзавец-монах, поставив меч у двери и ничего не опасаясь, болтал и смеялся как ни в чем не бывало.

«У меня в руках нет никакого оружия, — подумал Ли, — не могу убить его. Подожду-ка, пока он как следует опьянеет!» И он продолжал стоять под окном. Какое ужасное положение! Что же делать?

Была уже полночь, когда мерзавец-монах с этой девкой, сильно опьянев, предались отвратительному блуду, а потом повалились на пол и крепко уснули. Вот тогда лучник Ли раздвинул двери, вбежал в дом, схватил меч и, отодвинув комод, развязал руки молодожену:

— Садись! — сказал он ему.

Юноша очень обрадовался и тихонько сел. А Ли — у него пересохло в горле, да и проголодался он изрядно — поспешно открыл стенной шкаф, достал оттуда вино и закуски, проглотил все это единым духом и, отодвинув столик, спросил:

— Я не выношу, когда так грубо издеваются над людьми, я сейчас же убью этого негодяя! Одного убить или девку тоже?

— Убейте их обоих, прошу вас! — ответил юноша.

А монах с женщиной, пьяные, крепко спали и ничего не слышали. Подняв меч, лучник Ли одним взмахом отсек головы и монаху, и женщине.

— Страшно?! — спросил он у юноши и тут же схватил за шиворот трупы женщины и монаха, незаметно оттащил их во двор. Потом, одним прыжком перемахнув через ограду, скрылся. «И зачем это я сунулся не в свое дело? — мелькнула мысль. — Зачем убил двоих людей?!» Душа его похолодела, и он, выйдя из города через Южные ворота, стрелой возвратился в родные места.

Потерпев опять неудачу и в экзамене по классическим сочинениям, и в стрельбе из лука, он снова занялся земледелием.

Хозяйство его и так-то было небогатым, а за те десять лет, что он держал экзамены, и вовсе оскудело. Теперь ему пришлось продать дом, выкопать землянку и поселиться в ней с женой и детьми. Словом, был он так беден, что и рассказать невозможно! Так жил лучник Ли, едва-едва сводя концы с концами. А было ему уже сорок шесть-сорок семь лет.

И вот однажды к нему опять зашел тот самый приятель, который тогда уговорил его держать экзамены. После дружеских приветствий этот приятель сказал:

— А ты, гляжу я, совсем оскудел. А уж если человек слишком бедствует, то это не только не красит его снаружи, но и легко может извести