Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

– Допустим.

И я рассказала Лапицкому о первом убийстве, свидетельницейкоторого была, и о том, как странно повели себя Братны с Кравчуком, как онисделали все, чтобы скрыть следы преступления…

– Ни Братны, ни Кравчук этого не совершали, – я смылапену с головы и допила остатки водки, – и не могли совершить по определению.Это невыгодно ни тому, ни другому. С Братны все более или менее понятно,главное для него – снять фильм. Но вот Кравчук, что толкнуло его на этотподвиг? Это не дурачки-киношники, готовые жрать идеи Братны в виде салатов,арбузных корок в сахаре и запеканки из телячьих почек. Здесь, как ты говоришь,“магнетизм Братны” пробуксовывает. Здесь у Кравчука свой собственный шкурныйинтерес. Когда я говорю “здесь” – я имею в виду студию. У меня есть кое-какиепредположения на этот счет…

– Конечно же, девочка, у тебя есть предположения наэтот счет, кто же сомневается. – Лапицкий почти влюбленно смотрел на меня –сейчас он назовет меня Анной, я поняла это за секунду до того, как он произнесэто, и подняла руку, защищаясь:

– Меня зовут Ева. Прошу тебя не забывать об этом.

– Главное, чтобы ты сама помнила, – туманно сказалЛапицкий.

– Я помню, как бы тебе этого ни хотелось.

– А что с убийствами? – наконец-то поинтересовался он.

– Я не думаю, чтобы они были как-то связаны с дражайшимАндреем Юрьевичем. Здесь мы с ним скорее союзники… Ничто не было так невыгодноему, как чертово необъяснимое убийство. Оно как горящая палка, воткнутая втермитник, оно может все разворошить и заставить мигрировать на новое место…

– Два, – задумчиво поправил меня Лапицкий, – дваубийства, не забывай.

– Да.

– Два убийства – это уже многосерийный телефильм. Чтоты думаешь по этому поводу, девочка?

– Ничего. То есть я думала, я даже начала связыватьконцы. С первым было как-то проще, хотя бы потому, что просматривался мотив.Очень зыбкий, скорее из области психиатрии… Сейчас и близко ничего нет…

И я рассказала Лапицкому о своих жалких построениях, о том,как вполне серьезно подозревала в преступлении убитую несколькими днями позжеФаину Францевну Бергман, и о том, что сейчас почва выбита у меня из-под ног…

– Боюсь, что следствие столкнется с теми же проблемами,что и ты, – потеребив подбородок, нахмурился Лапицкий. – Пока не всплыветмотив, оно не двинется с места…

– И никаких улик? – обреченно спросила я. – Я имею ввиду – убийство Бергман.

– Никаких.

– Наш эксперт, Арсений Ардальонович Зайцев, сытоотрыгнув после обеда, называет такие убийства интеллектуальными.

– Вы восстановили картину того, что произошло? – О том,что случилось в павильоне, я уже слышала от дяди Федора, но его почтиистеричное изложение ничего не стоит по сравнению с четким анализом, которыйможет провести Костик Лапицкий.

– Кой черт, восстановили, – неожиданно выругалсякапитан, – ты же понимаешь, чем больше псевдосвидетелей, тем больше головныхболей.

– А я думала, все обстоит как раз наоборот…

– Ты просто дилетантка. Оптимальный вариант – это когдадва или три человека при свете дня видят, как несмышленого ребенка сбиваетавтомобиль марки “Москвич" – каблук вишневого цвета с надписью “Хлебозавод№ I” с номерным знаком “ОТ 675 М” и скрывается с места происшествия. Кто-то изних запомнил марку машины, кто-то – надпись, кто-то, особенно глазастый, –часть номера. Все это складывается, и получается общая картина. Если свидетелейбудет больше, то “Москвич-412” вполне может стать “БМВ”, и пойди докажи, чтоэто не так. Коллективные свидетельства – это как коллективный выброс китов наскалы: никакого проку, только загрязнение акватории. И потом, эти твоикиношники… Дряннее ничего и придумать нельзя. – Лапицкий поморщился.

– Что так?

– Пустоголовые какие-то. Никто ничего не помнит, никтоничего не может сказать толком, все кивают друг на друга, все легко поддаютсявнушению. Какой-нибудь черт говорит, что другой черт, когда выключили свет,стоял там-то и там-то. Ты ему пеняешь: “Как же так, господин первый черт, вотваш товарищ – третий черт говорит, что искомый второй черт стоял не там-то итам-то, а сям-то и сям-то”. – “Так и говорит?” – спрашивает. “Именно так иговорит”. – “А кто еще так говорит?” Ну, и склоняется на сторону большинства.Инстинкт коллективного бессознательного, истина там, где роются все…

– Неужели так безнадежно?

– Пока никакого просвета. Дамы рыдают. Я вспомнилаплачущую Ирэн у окна.

– Это Ирэн, гримерша, она родственница покойнойБергман.

– Да знаю я… К сожалению, борьба за наследствоотпадает, у старухи было только двенадцать квадратных метров в богадельне. Ажаль. Такой милый, такой благовоспитанный повод, любо-дорого взглянуть…

– Что будет с фильмом?

– Не знаю. Это не компетенция следствия. Естественно,на какое-то время съемки придется приостановить. Пока не снимут все показания,не допросят свидетелей… По вашему Братны очередной Каннский фестиваль, говорят,сохнет?

– Что-то вроде того… А сколько человек вообще было впавильоне?

– Пятнадцать, включая группу, актеров и обслуживающийперсонал.

– И никто не входил и не выходил? Хоть это-тоустановить удалось?

– К сожалению, нет. У вас же бардак, как в публичномдоме в Амстердаме: заходи – не бойся, выходи – не плачь. Но нужно отдатьдолжное Андрею Юрьевичу Кравчуку, он оперативно организовал площадку послеубийства и к трупу никого не подпустил. Старая закалка.

– Он один?

– Нет, там была пара его мальчиков.

Пара его мальчиков, я даже знаю, кто это был. Сеня и Бадри,хотевшие убить меня. И бедный Митяй, хотевший, чтобы я осталась с ним… Мысль оМитяе снова острой иглой прошила сердце, и мне стало холодно в Костиной горячейванне…

– У тебя еще есть водка? – спросила я.

– Тебе хватит.

– Я же не пьянею.

– Это еще хуже. Перевод натурального зерновогопродукта.

– Ладно, черт с тобой. Чем ее убили? Ты сказал – “нож вспину”.

– Ну, это фигурально выражаясь. Вообще-то это былоспециально заточенное шило.

– Так же, как и в случае Александровой… – Я нырнула вванну и тотчас же выскочила, отплевываясь. – Почему шило?

– Я сказал, специально заточенное шило. Редкийэкземпляр, достойный украсить музей криминалистики. Во-первых, очень длинное иочень острое, я такого не видел вообще никогда. Во-вторых, тонкие насечки. Поотношению к рукоятке эти насечки расположены под определенным углом, онисоздают эффект желобков. Человечек падает замертво, но никакой крови.