Читать книгу "Ката - Стейнар Браги"

– Сию секунду. Как отсюда выйти?

Ката проводила их через прихожую. Открыла входную дверь и подождала, пока они выйдут в сад перед домом. По дороге Хильмар спросил, не было ли у нее в доме на Мысе гипсового слепка на стене.

– Помнится, я его видел: слепок беременного живота. Это со времен вашей беременности? Может, вы его на складе забыли?

Ката помотала головой.

– Я его выбросила. Воспоминания слишком тяжелые.

Она поблагодарила их за визит, полицейские попрощались и пошли через сад к улице. Они сели в машину, и Сигрун развернулась на проезжей части. Когда машина проезжала мимо дома, Хильмар помахал из окошка, но Ката этого не заметила.

– Агония у тебя будет долгой и трудной, – бормотала она и смотрела, не двигаясь, на сад.

И вдруг вспомнила, чем заканчивалась эта фраза девочки: «Агония у тебя будет долгой и трудной, но ни хорошей, ни плохой».

59

Отделение по-прежнему было закрыто на карантин в связи со вспышкой метициллинрезистентного золотистого стафилококка. Сотрудники ходили в марлевых повязках, а чтобы войти в отделение, теперь надо было потратить целых двадцать минут. Однажды днем Кате позвонил по телефону сотрудник ортопедического отделения и сказал, что один его пациент хочет ее видеть.

После работы Ката поехала на лифте в ортопедическое отделение и осведомилась в канцелярии. Ее повели мимо палат, таких же обшарпанных и заставленных койками и устаревшим оборудованием, как и в онкологическом отделении. В одной из них лежал Фридьоун: нога поднята в воздух, от лодыжки до паха – лубок, надо лбом и под подбородком забинтовано.

Они обменялись приветствиями, и женщина, которая привела Кату, велела звонить в звонок, если им что-нибудь потребуется.

– Что случилось? – Ката по старой привычке подошла к изножью кровати, где висела дощечка с медицинской картой, и собралась было полистать ее – но вовремя остановилась. – Простите, – сказала она. – Привычка.

– Да пожалуйста, читайте, – ответил Фридьоун. – Хотя ничего особенного там нет: перелом ноги, сотрясение мозга, сломанная ключица. И трещина в челюсти – правда, насчет этого они и сами не уверены. У них вроде на рентген надо ждать очереди.

– У нас здесь аврал.

– Я слышал… Поэтому решил вляпаться во что-нибудь по-настоящему серьезное, чтобы меня уж точно сюда положили.

– Это был Бьёртн? – спросила Ката, осторожно садясь на край кровати. Ее взгляд упал на человека, лежащего в другом конце палаты, но все же достаточно близко, чтобы он мог слышать их разговор.

Фридьоун заметил, куда она смотрит.

– Он целые сутки спал. А может, вообще, умер… – Он усмехнулся. На его тумбочке лежали очки, круглый черный камешек и книга Кнута Гамсуна «Пан».

– Я потерял бдительность, – сказал Фридьоун. – В дверь позвонили, я и открыл. Даже в глазок не посмотрел. – Голос был хрипловат, а следить за мимикой Кате было трудно, потому что большая часть его лица была забинтована. – Он вошел в двери, не проронив ни слова.

– Кто?

– Бьёртн. Он был один… Несколько раз ударил меня по лицу, затащил в гостиную и связал мне руки скотчем. Как всегда, все просто… Он вызнал, что я наводил справки об Атли: есть ли у него подружка и все такое. Я мог бы добыть эти сведения более изящным путем, но не рассчитал, что последствия привлекут к себе столько внимания. Конечно же, с моей стороны это было наивно.

Ката ничего не сказала.

– Ему хотелось узнать, с чего это я заинтересовался его другом, – продолжал Фридьоун. – Я ответил, что просто любопытен по натуре. Тогда он сломал мне ногу каким-то приемом из борьбы… как она называется… ММА. Я, помнится, сказал ему: «Перестань вести себя, как идиот», – и он больше не посмел ничего мне сделать, вроде бы… Но все равно не поверил мне. Он обо мне знал много чего: где я живу, как зовут мою жену и что я не пью; для людей типа него «не пьет» – достаточное доказательство того, что ты безобиден, и, по-моему, это верное заключение. Вообще, в принципе. По крайней мере, он считал, что я сам ни при чем, а просто на кого-то работаю.

– А что вы сказали?

Фридьоун издал тихое сипение, словно пытался засмеяться.

– Ничего… Я не стал бы болтать после того, как мне уже сломали ногу. Этот парень слишком поторопился с кульминацией… Нет, я просто хотел вам рассказать… Чтобы предупредить. Я ничего ему не сказал – но в ближайшие дни они точно нагрянут к вам домой.

– А почему вы так считаете?

– Он забрал с собой материалы из моего кабинета, в том числе список моих клиентов за последний год. А в нем – ваше имя и адрес на Мысе… Не знаю, насколько у него в последние дни ясное сознание, но, по-моему, достаточно ясное. И если он не вспомнит вас по СМИ, по этой истории с исчезновением дочери, то сообразит, что Гардар слил вам информацию. А это значит, что он знает ваши имя и адрес, и догадается, что мы с вами связаны. Единственное, что его может смутить, – что вы женщина средних лет…

– Это весьма трезво, правда ведь? – Ката улыбнулась.

– Он вас рассмотрит… Я нутром чую, что ему хочется завершить это дело. И, вероятно, он пойдет кратчайшим путем и постучится к вам в дверь, чтобы задать пару вопросов. И увидит, что вы говорите неправду.

– И что тогда будет?

– Ну, не знаю… – Фридьоун хмыкнул. – Вы исчезнете. Или он наберет ванну горячей воды и перережет вам вены опасной бритвой. Вы же были в психиатрическом отделении? – Он на миг замолчал и посмотрел в окно. – Имейте его в виду. Он придет.

– Не волнуйтесь, я в глазок всегда смотрю.

Ката собралась встать, но Фридьоун попросил ее не уходить.

– Я ведь тоже потерял ребенка, как и вы. Дочь. Хотя там все произошло по-другому.

– А сколько ей было лет?

– Двадцать один. Она росла без внимания, в бедности, у кошмарных родителей – пусть лучше это скажу я сам, чем кто-то другой… Мы с ее матерью выпивали и под конец пили буквально все, что подвернется под руку. У нас дома собирались компании и торчали по неделе, по две… Ее изнасиловал наш приятель. Но ситуацию в семье это в целом не изменило – хотя для нее, конечно же, да.

– Мне очень жаль, – сказала Ката просто из вежливости.

– У нее никогда не было выбора. Шестнадцатилетний подросток из неблагополучной семьи не станет выбирать, когда новый парень, на семь лет старше, предлагает ей понюхать волшебного порошка, который на несколько часов делает все напасти в мире преодолимыми… После этого она начала колоться, безвылазно торчала в притонах, вламывалась в дома, била старушек, чтобы отобрать у них кошельки. А потом покончила с собой или по ошибке приняла слишком большую дозу. Точно неизвестно… Нам с вами уже не вернуть их обратно, понимаете? Что бы мы ни делали…

– Да, понимаю. Но мы можем не допустить, чтобы такая же участь постигла других… То, как ты поступаешь с другими, имеет последствия – во всяком случае, должно иметь. Причем не только для жертвы.