Читать книгу "Розы любви - Мэри Джо Патни"

— В моем возрасте женщина не должна настолько терять здравый смысл.

Он на мгновение отошел от нее, затем вернулся и набросил ей на плечи свой фрак.

— Идите спать. Я здесь все приберу. Никто не узнает о том, что… почти случилось.

Даже теперь это было для нее важно — что никто не узнает. Она по-прежнему не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в лицо, однако почувствовала облегчение, увидев, что он опять надел свои бриджи. Чем больше барьеров будет между ними, тем лучше.

Она выскользнула за дверь и босиком побрела по коридорам спящего дома. Свеча ей была не нужна — почти полная луна достаточно ясно освещала путь.

Только добравшись до своей комнаты, Клер вдруг обнаружила на внутренней стороне бедер кровь. Из ее горла вырвался истерический смешок. Значит ли это, что она уже не девственница? Можно ли быть девственницей частично? Никлас наверняка знает ответ на этот вопрос, но она и представить себе не могла, как заговорит с ним на столь интимную тему, хотя именно из-за него она была теперь девственницей только наполовину.

Клер сделала полотняную прокладку, чтобы та впитала в себя кровь. Надо же, какая ирония судьбы — возможно, теперь ее уже на законных основаниях можно считать падшей женщиной, а между тем она даже не получила от своего падения того наслаждения, о котором толкуют. Она завернулась в одеяло и свернулась калачиком на сиденье, устроенном под окном. Ложиться в постель ей не хотелось, она чувствовала себя слишком взвинченной.

Нехотя, как бывает, когда пробуешь языком больной зуб, она мысленно вернулась к тем безумным мгновениям, когда для нес перестало существовать все, кроме страсти. И задрожала, когда ее снова захлестнула волна желания.

Впервые в жизни она поняла, как страсть может заставить человека забыть о чести, приличиях и здравом смысле. Ведь когда это случилось с ней, ей даже не пришло в голову, как это нелепо и как вульгарно — лишиться девственности па бильярдном столе. Если бы не внезапная, неожиданная боль, она и Никлас были бы сейчас любовниками.

Хотя замужние женщины иногда туманно намекали при ней, что потеря невинности сопровождается болью, Клер всегда предполагала, что эта боль незначительна и быстро проходит. По-видимому, в этом отношении женщины отличаются друг от друга: одним бывает больнее, чем другим. Должна ли она радоваться тому, что ей было очень больно, так как это спасло ее от последней, непоправимой глупости? А может, надо не радоваться, а сожалеть? Возможно, она была бы сейчас куда счастливее, если бы окончательно свернула со стези добродетели; во всяком случае, она наверняка не чувствовала бы себя такой потерянной.

Теперь, когда страсть в ней остыла, а боль уменьшилась, Клер подумала: а не планировала ли она свою месть в тайной надежде на то, что опьяняющая мужская привлекательность Никласа заставит-таки ее потерять голову и сдаться? Если бы он добился своего, то сейчас она спала бы в его постели, в его объятиях, чувствуя себя согретой и защищенной. Она была бы грешницей, но грешницей счастливой.

Она посмотрела на ясный лик лупы, бесстрастно плывущей над огромным, вечно неспокойным людским муравейником — Лондоном. И в греческой, и в римской мифологии луна всегда представлялась женщиной; и Диана, богиня луны, ревностно защищала свою девственность. Интересно, как бы поступила богиня, встреть она Никласа? Клер печально улыбнулась. Вполне возможно, что Диана забросила бы подальше свой лук и колчан со стрелами и увлекла бы его за собою, на мягкий лесной мох.

Клер плотнее завернулась в одеяло и с тоской подумала о том, как не хватает ей той уверенности в себе, которая была у нее раньше. Хотя и тогда ее иногда посещали тайные сомнения, ей по большей части удавалось не обращать на них внимания. Потом она связалась с Никласом, и вся ее твердость развеялась, как дым, сменившись непрестанными мучительными раздумьями.

Но, хотя Клер наконец и призналась самой себе в том, что она плохая, фальшивая христианка, она не могла окончательно отречься от внушенных ей с детства норм морали. В глубине души девушка по-прежнему была убеждена, что стать любовницей Никласа было бы безнравственно и дурно. Если она отдастся ему просто ради утоления своей похоти, то начнет презирать себя сразу же после того, как ее желание будет удовлетворено. Да и с чисто житейской точки зрения с ее стороны было бы глупо доверить свою судьбу человеку, который никогда ее не полюбит и никогда на ней не женится.

Быть может, теперь вопрос о том, станет ли она любовницей Никласа, отпадет сам собой. После сегодняшнего фиаско он был к ней на удивление добр, но едва ли ему захочется, чтобы она и дальше жила под его крышей. Так что, возможно, она добилась одной из своих прежних целей: вынудить его отослать ее прочь.

Однако это не сделало ее счастливее. Клер со вздохом встала со своего устроенного под окном сиденья и легла в кровать. Она не могла изменить того, что случилось, и прошло еще слишком мало времени, чтобы понять, какой она будет теперь, когда личины, за которой она скрывалась прежде, больше не существовало. Вместо того чтобы попусту думать обо всем этом, она должна напрячь свои усталый ум и решить, как она завтра утром будет разговаривать с Никласом.

Никласу потребовалось рано уехать по делам; чему он был весьма рад. Трудно поверить, что миновало так мало времени с тех пор, как в его жизнь ворвалась Клер; за прошедшие с того дня недели между ними возникло столько осложнений, словно они пробыли вместе годы. Вчера ночью их отношения изменились, и он понятия не имел, что же произойдет дальше. Никлас желал ее еще сильнее, чем раньше, хотя едва не состоявшаяся капитуляция Клер была для него так же мучительна, как и для нее.

Покончив с делами, он подумал было заехать в одно очень дорогое место, где хороню умели держать язык за зубами и где девушки были красивы, пылки и податливы. Но Никлас тут же отбросил эту мысль — совокупление с незнакомой девицей не избавит его от желания, которое он испытывает к Клер; он не получит удовлетворения и лишь почувствует себя еще более одиноким.

Эбердэр-Хаус находился рядом с Гайд-парком, а Клер часто гуляла там в этот час, поэтому Никлас решил проехать к дому через парк. Вокруг было довольно безлюдно, поскольку день выдался сырой, и вскоре он заметил Клер и сопровождающую ее служанку.

Никлас передал вожжи груму и приказал ему ехать домой, после чего сделал служанке знак удалиться. Клер не удивилась, когда он неожиданно появился рядом. Сегодня она была одета и самый скромный из своих нарядов, под глазами легли тени, однако ей, похоже, удалось обрести свое обычное спокойствие.

— У вас необыкновенный талант неслышно появляться и так же неслышно исчезать, — заметила она. — Прямо как у кота.

Он положил ее ладонь на свою согнутую в локте руку, и они зашагали по дорожке в сторону небольшого озера, которое называлось Серпентин.

— Я рад, что вы снизошли до разговора со мной, — сказал Никлас.

Клер вздохнула и отвела взгляд.

— У меня нет причин сердиться на вас. Во всем, что произошло, виновато мое собственное упрямство и легкомыслие.