Читать книгу "Порода. The breed - Анна Михальская"

— Добро пожаловать в Кайл оф Лохэлш, Мэй. Добро пожаловать в Кайл оф Лохэлш, Анна и Ричард, — торжественно объявил Мерди, когда мы вышли из машины у двери его дома — небольшого белого строения на пригорке, прямо над водой.

— Не очень-то похоже на мой родовой замок, а? Ну да ведь и я обыкновенный торговец, просто мясник — здесь, в Кайл, и на Острове. И еще — спасибо Мэй — управляю ее отелем.

В России такой дом назвали бы щитовым. Как сопротивлялась ветрам Гебридского моря эта маленькая утлая крепость из стекла, пластика и тонких досок, было непонятно. Мерди сразу же подвел нас к окну гостиной. Окно было единственным, но зато занимало всю стену.

— Вот она, моя Шотландия. Гебридское море, за ним — Атлантика. Сейчас туман рассеялся — как удачно! — и, смотрите: вон та плосковатая вершина слева — старый Дункан. Это вулкан. Потухший, конечно, но — кто знает? В нем, как во всяком вулкане, дремлет дракон. Вершина плоская, чтобы дракону удобнее было вылезать и расправлять крылья. А вон там, за озером, — да-да, те темные горы — это сам остров Скай. Его называют Misty Isle, Туманный остров. Но подлинное имя ему — Eilean A’Cheo. Это и значит — Остров Тумана, Isle of Mist. Таинственный остров. Туда мы поедем завтра. А за ним, дальше в море, можно разглядеть еще Reasey Island, остров Рисей.

Над седой пеленой вод действительно поднимались две темные продолговатые выпуклости, будто спины гигантских китов, — одна совсем рядом, другая — гораздо меньше. В стекло ударил дождевой заряд, потекли струйки, и вся картина задрожала и размылась.

— Переодевайтесь в ваших спальнях, и перед обедом я жду вас здесь на стаканчик виски, — Мерди кивнул нам и отвернулся к окну.

В своей крохотной комнате я села на кровать. Она была словно из сказки Андерсена: Герда отдыхает у добрых принца и принцессы — ведь впереди дальний и опасный путь на Север. Постель — лебяжье облако. Я слишком устала, думать ни о чем было невозможно, и, с трудом поднявшись на ноги, я принялась механически распаковывать свой спартанский багаж. Зачем я здесь? Как меня сюда занесло? — только две фразы остались на поверхности моего сознания. Я залезла в теплую пенистую ванну. Зачем я здесь? Вытерлась белоснежным очень мохнатым полотенцем. Как меня сюда занесло? Надела через голову льняное платье, застегнула пряжку широкого кожаного ремня. Зачем я здесь? Расчесывая и закалывая волосы, пудря нос, подкрашивая глаза зеленым, я повторяла: как меня сюда занесло? Зачем я здесь? Ответов не было.

Ну, пора. Толкнула дверь — и оказалась в теплом, тесном кольце крепких рук. В коридоре было почти темно — над головой вечерний отсвет сумрачного моря еле пробивался в окошко, похожее на иллюминатор, а где-то далеко, в другом конце, виднелся проем двери в гостиную. От неожиданности я замерла, не пытаясь освободиться, как птица, накрытая рукой ребенка. Сердце билось, и еще быстрее и сильнее, у моего виска, билось сердце Ричарда. Эти удары почти оглушали. Мир был уже далеко и стремительно отдалялся — Мэй, Мерди, горы и море…

— Анна, Анна, что с вами? Боже! Что я наделал! — я открыла глаза на постели в своей белой комнатке, а Ричард, на коленях, влажным холодным платком отирал мне лоб.

— Боже мой, Анна! Простите, простите меня. Простите. Как я мог! Как я мог поступить с вами, как с обычной женщиной! С вами, такой нежной, такой чувствительной! — (Тут было произнесено уже знакомое мне слово “delicate”). Я чуть шевельнулась. Это движение вызвало новые мольбы и сетования. Мужчина, казалось, действительно был в отчаянии.

Что это на меня нашло? До Англии я знала, что такое обморок, только по романам — и вот уж второй в считаные дни! И что сказать этому красивому доверчивому человеку? Что русские женщины вовсе не падают в обмороки? Что ничего особенного, на мой взгляд, он не сделал и уж конечно ни в чем не виноват? Не поверит. Я повернула голову и посмотрела, наконец, ему в глаза. Он опустил голову и прижался лбом к моей руке.

— Анна! Я понимаю, я все теперь понимаю. Анна, дорогая. Мое дитя. Моя любовь. Вы сама нежность, само благородство. Я буду беречь вас всю жизнь. Вы слышите? Клянусь. Я сделаю вас счастливой. Я заставлю вас забыть все. Забыть вашу родину, ваши несчастья.

Я отвернулась к белой стене.

— Прошу вас. Не отталкивайте меня. Не отвечайте сейчас. Вы русская, и только сейчас, сию минуту я понял, что это значит. Тайна. Глубина. Красота. Любовь. Я думал, вы просто красивая женщина — не как все, конечно, очень, очень своеобразная… Но теперь, теперь… Такого создания, такого завораживающего, прелестного — не ангела, нет, но… эльфа, эльфа во плоти — нет, я и представить не мог. Я счастлив, Анна. Я уже сейчас счастлив. Что бы ни было дальше, как бы вы ни поступили — я счастлив. Ну, посмотрите на меня. Только взгляните снова мне в глаза…

Я лежала неподвижно, оцепенев от удивления. Почему я опять потеряла сознание? Первый раз — на конюшне у Джулии — еще понятно: аллергия, почти удушье, шок. А сегодня — ну, так сегодня… Усталость от самолета, потом машины. И постоянное напряжение — уже почти неделю говорю только по-английски. Так что и это объяснимо. Но вот что теперь делать? Стыдно пользоваться чужим заблуждением. Еще постыдней сознательно в него вводить. Обманывать это называется. Подумать, так я взялась играть какую-нибудь тургеневскую девушку. Стыд какой! Но разубедить, кажется, уже невозможно. Человек видел нечто своими глазами. А остальное сам придумал. Ему нужна любовь, по ней он тоскует. И вот его вырвали из привычного мира, подсунули повод для желанного фантома — и готово! Что ж, так оно и бывает. Разве забыть — ведь и со мной было то же. Вот как рождается большая любовь. Та, от которой потом век не отвяжешься, как ни старайся. Но Ричард… Ах, Ричард. Опоздал. Опоздал, и ничего не поделать.

Я села и поправила волосы. Ричард, не поднимаясь с колен, сделал было движение, чтобы обнять мои ноги, но отпрянул. Видно, испугался, что его русский эльф (ну и чушь!) снова потеряет сознание от грубого земного прикосновения. Я вспомнила, что давно нужно было быть в гостиной.

Вот тут-то я себя и поймала. И уже на ходу, в темном коридоре, по пути к светлому пятну двери в гостиную, поняла, что случилось со мной на самом деле.

На самом деле я вовсе не хотела уходить из спальни.

И тогда, в пустом деннике, на сене, из которого вылетел павлин, я хотела остаться с Ричардом. Хотела его поцелуев, которые вовсе не показались мне неприятно-холодными, стерильными и прочее. Я себя обманула.

Мучительно, невыносимо, нестерпимо я хотела того, что прервала отвратительная крикливая птица. Тело томилось, душа ныла. Было так больно, так тоскливо, что легче было обмануться. И я упрямо обманывала себя — чтобы избежать худшего: очередного краха, провала всех планов Энн. Но ведь это были уже и мои планы, только я старательно в этом не признавалась.

Я выдавала все это за необходимость — а сама всей душой и всем телом искала близости недоступного, сильного, свежего, красивого, уверенного в себе, чисто вымытого мужчины. Англичанин он или нет, какая разница? И сколько сотен миль меня до головокружения волновали его случайные прикосновения на заднем сиденье машины? И как только мне удавалось всю дорогу внушать себе, что рядом со мной нечто вроде манекена, которых сажают в автомобили, имитируя всякие катастрофы и изучая их последствия?