Читать книгу "Киномеханика - Вероника Кунгурцева"

Другие узники извращали другие задатки. Например, сиделец Сундук так прятался, что раз его не нашли даже в карцере. В ответ на предварительное предложение надзирателей, хоть и полушутливое, направить его после освобождения во внешнюю разведку Сундук только презрительно ухмылялся. Кто-то ловко дрался, изучив приемы самбо: но не для того, чтобы побеждать в чемпионатах, к вящему удовольствию истцов, которые сочтут, пожалуй, что неволя пошла ответчикам на пользу.

Размышления Марата прервала темная фигура, внезапно выскочившая из зарослей. Марат уже выбрался за пределы Ворошиловского парка и поднимался по верхним маршам лестницы, памятной по первому вечеру в этом городе. Он невольно вздрогнул — ему показалось, что Барабуля со своей шпаной решили проучить его напоследок, хотя такая книжная закольцовка путешествия в реальности не могла, конечно, иметь место. Он узнал Жеку, которая сообщила, что сидела под ветвистым пологом саговника, прячась от людей и поджидая его. Марат, опережая вопросы кассирши, перехватил инициативу:

— Ты знала?

— Догадывалась.

— Как ты поняла?

— Произносились некоторые фразы: ты бы тоже догадался — глухарь ведь не только болтун, но и крикун, не захочешь — услышишь! Адик, когда вернулся с зоны и ничего не нашел, рассказал мне по пьяни, где был закопан портфель: пятнадцать шагов от комля «семи братьев», прямо под первой развилкой южного ствола, где висит тарзанка, — она и пять лет назад там висела, он меня на ней сфотографировал и подписал на обороте «вид с золота на золото», была бы умнее — сама бы догадалась, где копать. Глухой-то вон допетрил — всё понял по надписи: видел же фотку, сама ему, дура, показала, одно время верила ему, как Тонька! От тарзанки еще пять шагов вниз по склону: там Адик и стоял, на закопанной валюте, когда фоткал меня. Прямо капитан Флинт, а не Владилен Зотов, разрази меня гром! А об убийствах я, разумеется, ничего не знала! Подозревала, но не хотела верить! Какой позор! Теперь совсем на улицу не выйти — завтра же уволюсь, и если Стерх остается, я одна уеду. Мне всё равно! Я скопила немного денег — не всё же на лекарства Тоньке тратить, — на билет и на первое время хватит, если экономить. А на БАМе заработаю — не такая уж я белоручка. Поеду хоть в Тынду, хоть в тундру. С меня хватит! Экзотику и в кино можно посмотреть. А вот интересно: как ты оказался на пожаре первым? И о чём ты глухаря расспрашивал? И, главное, почему он тебе признался?!

— Ты устроила поджог?

— Еще чего! Ты что, не слышал, что пожарники заключили: возгорание произошло от неисправной проводки?

— Ладно, поверим. Пускай проводка виновата. Твой отец сказал, что уехал с экскурсанткой не двенадцать лет назад, а четырнадцать, — это правда? — Марат брал быка за рога.

— Что ты ко мне пристал? Я не помню: двенадцать, четырнадцать — какая разница, я маленькая была, главное, что он нас бросил!

— За мой счет, за твой расчет.

— Что-о?

— Вызывают недоумение постоянные охи совершенных, полноправных граждан: у вас всё есть, включая документы и деньги, — что еще нужно? Вы у своих семейных очагов, как в оранжереях. Внешним и внутренним можно общаться лишь как бы через стекло — намеками, знаками, словом, гадательно. В каких случаях и в какой момент не просто можно, но и нужно разбить стекло и впустить свежий воздух в вены ваших теплосетей? А в этом ведь и состоит жестокий талант.

— Хватит говорить загадками! А то ты как наш следователь-кинолюбитель: какую он цитату изобразил с комаром и пистолетом, ты заметил?

— К сожалению, я не большой знаток кино — растолкуй.

— Ну как же, есть такой вестерн: на Дикий Запад приезжает таинственный бродяга с лицом типичного сибиряка, играющий на губной гармонике, и… Нет, долго рассказывать, захочешь — сам посмотришь, и вот там в начале фильма нестерпимо-долгий план: бандит, ожидающий поезда, на котором должен приехать Гармошка, ловит дулом пистолета муху, так же, как наш Голубев сегодня — комара. Процитировал, причем с намеком. У кого что, а у нас тут «Однажды на Диком Юге»!

— Да, тут все задают свои загадки: художнические, кинематографические или по вопросам естествознания: даже следователь с напарником-комаром. Причем все с подковырками. А вот в этой книжке, — Марат поднял подарок кверху, — говорится, что преувеличенные жесты гусеницы олеандрового бражника — не просто театр, а театр античный. И в момент опасности гусеница-сфингид принимает позу сфинкса.

— Это же наша книжка — я ее днем на полке видела. У нас там всего-то десяток книг… Ты что — читал на пожаре?!

— Теперь моя. И не на пожаре, а после пожара; я потом свернул, сел на скамейку: от этих молочных шаров падает отличный свет — почему бы не почитать?

— Да тебя, смотрю, ничем не проймешь! Где только таких выводят?!

— А гид выводил сфингидов.

— Да. И змей еще. Ой, я представляю, как Раиса Яновна раскрывает ранец, а оттуда, вместо валюты-то, — зеленые рогатые черви, и у каждого — по паре лживых инопланетных глаз на затылке, в клеопатровой подводке, которые наивно вперились в нее, и каждый рогатый червяк при виде орущей тети Раи в ужасе принимает позу сфинкса! Эффект «домино», только задом наперед: костяшки домино падают одна за другой, а черви встают в строй один за другим. Ой, не могу! Ой, грешно смеяться! А Тоня говорит, что бабочка красивее всего в коллекции. Она, кстати, где-то полночи пропадала (не бабочка — Тонька, баба Шура уж вся извелась). Кто тебе книжку подарил? Антонина? Потом вернулась с нашим с ней портретом, который Стерх нарисовал, — я ему позировала, пришлось согласиться. Такой зануда! Поставила его на стол перед зеркалом и принялась любоваться. Бабушка чуть в обморок не упала! Заперла Тоню на ключ, когда все на пожар побежали. Стерх говорит, что надо и в жизни расставлять людей вокруг себя композиционно, как фигуры на картине. Но композиция этой картины ужасна, как он не понимает: тоже еще сюрреалист выискался на мою голову, вернее — на Тонькину! Вот возьму и изрежу холст!

В этот момент раздался визг, похожий на тот, который издавал Марат во время полумнимых-полунастоящих припадков, подслушанный им у юргинских псов, но на этот раз припадок случился у кого-то другого. Переглянувшись, они припустили к дому на склоне: именно оттуда доносился вой.

Марат из-за хромоты отстал, и Жека первой подбежала к «семи братьям». Над пропастью, на фоне посветлевшего, олеандрового на морском горизонте неба, растерявшего последние звёзды, висела фигура, наряженная в длинное белое платье. Она не схватилась руками за петлю тарзанки в отчаянной попытке, раскачавшись, перемахнуть пропасть и оказаться на той стороне; нет, в прочную петлю со следами сотен детских рук оказалась продета черная растрепанная голова, с немым укором свесившаяся набок; руки, бездействуя, висели по сторонам тела, одна ступня была обута в белую парадную туфельку, а другая, с накрашенными кармином ногтями, — жалко босая. Баба Шура стояла под деревом и без остановки вопила, протягивая к белой фигуре руки, а потом без чувств грохнулась на землю. Ветер медленно разворачивал фигуру на веревке и на миг обернул ее шутовски разрисованным лицом к стоявшим под деревом, у среза оползневой пропасти.