Читать книгу "Раздел имущества - Диана Джонсон"

В день, когда должен был состояться ланч у Жеральдин, дело о Жанне д’Арк снова всплыло. Каким-то таинственным образом, потому что, насколько Эми знала, никто из французских журналистов не имел представления о ее местонахождении в Париже, пресса раздобыла старую фотографию из американской газеты, на которой Эми была запечатлена рядом с Беном и Форрестом, еще во времена продажи их предприятия компании «Дуга». На фотографии они все трое держали в руках документы и улыбались в объектив. Французская подпись под снимком гласила: «Наследница компьютерного состояния замешана в альпийской трагедии». Как и в американской заметке, в газете говорилось о гражданском иске, пока «проводится криминальное расследование».

Она бросилась звонить Сигрид и в Лондон, господину Осуорси, чтобы узнать, что это все значит. Осуорси успокоил ее, сказав, что ничего не слышал ни о каком иске, который бы имел отношение к кому-нибудь из них, а если что-либо подобное и имеет место, то, конечно, не с его подачи. Возможно, ее имя возникло в связи с тем, что она нанимала самолет спасателей для господина Венна. Возможно, проводятся обычные расследования в связи с несчастными случаями. Надо учесть также, что газеты придали такую огласку Адриану Венну как самой заметной жертве, выделенной по имени из числа других жертв. Эми была особенно уязвлена тем, что ее назвали наследницей, ведь она сама заработала эти деньги, но, по-видимому, не было никакого способа прояснить этот вопрос, как и все остальные вопросы тоже.

Поскольку Эми еще не бывала у Жеральдин, она не знала, чего можно ожидать. Она была немного разочарована увиденным, или, лучше сказать, удивлена. Квартира Жеральдин, хотя и большая и обставленная антикварной мебелью, не производила того грандиозного впечатления, которого ожидала Эми от французских интерьеров. Потолки были лишь немногим выше обычного, на окнах висели бежевые шторы, одну стену полностью закрывал ковер, и в гостиной стоял маленький кофейный столик Только люстра в столовой и шкаф орехового дерева имели очевидный для Эми французский вид, все остальное с таким же успехом могло находиться и в Нью-Йорке или в Лондоне, хотя она провела там не так много времени. Однако она обратила внимание, что на тяжелой льняной скатерти не было ни малейшей складочки — эта скатерть вполне могла оказаться из коллекции самого герра Хоффманнстака, и у нее был такой вид, словно она лежала в каком-то фамильном комоде, пока Жеральдин не вытащила ее для особого случая. Эми постаралась представить себе, как такую скатерть можно так отутюжить, и не смогла.

В дверь снова позвонили. Пришел Эмиль Аббу, и сразу стало понятно, что это любимый зять и человек, которому нравится Жеральдин. Эми обратила внимание на заботливые нежные приветствия, которыми они обменялись и которые были так не похожи на избитые клише отношений между тещей и зятем. Возможно, в нем было и что-то хорошее. Всегда надо быть готовым поменять впечатление о человеке, который поначалу показался неприятным. Жеральдин сразу же решительно завладела им, прежде чем он успел пройти в гостиную.

— Эмиль, — сказала она, — Виктуар здесь, вместе с девочками. — Она показала глазами направление, в котором надо было искать Виктуар. Две чудесные девчушки выскочили из комнаты и бросились ему на шею — даже нанятый на этот вечер бармен оглянулся, чтобы полюбоваться на них. Было невозможно не заметить то волнение, которое часто вызывал, просто войдя в комнату, как это обычно бывало в отеле «Круа-Сен-Бернар».

— Мне нечего сказать, — громко заявила Виктуар своей матери и Эмилю, стоя за спиной Жеральдин. — Rien à dire[160].

— Саломея и Ник, les enfant, allez à la cuisine, je viendrai vous donner à manger[161], — сказала Жеральдин.

Девочки убежали. Эмиль прошел за ними к бару, который был организован в столовой. Жеральдин сказала Виктуар что-то, чего Эми не уловила, хотя эта французская фраза и не была трудной.

— Конечно, я люблю его, мама. Он — l’homme de та vie[162].

— Тогда постарайся понять мужчин, дорогая…

— Нет, мама, мужчину можно простить только тогда, когда ты его не любишь, — ответила Виктуар.

Эми, понимая, что между мужем и женой Аббу и Жеральдин разыгрывается какая-то драма, начала продвигаться к своему пальто, думая, что настал подходящий момент для того, чтобы выйти за цветами, — ведь она забыла купить цветы; она не станет свидетелем семейных сцен, хотя, возможно, дело только в том, что Эмиль опоздал, а его просили прийти намного раньше. Во всяком случае, этот инцидент, когда она увидела Эмиля участником семейной ссоры, заставил ее посмотреть на него как на женатого человека. Из того, что Жеральдин обронила за столом во время их ланча, Эми поняла, что финансовое положение у Эмиля и Виктуар изменилось в лучшую сторону: Эмиль получил новую работу, а она получит немного денег за château и за виноградник — неожиданная удача. Эми выскользнула в коридор, слыша позади себя возвышающийся голос Жеральдин, которая, кажется, ругала Виктуар.

На улице Эми купила тюльпаны и подождала минут двадцать, разглядывая витрины антикварных магазинчиков, цены в которых были такими высокими, что их просто невозможно было назвать. Она знала, что никогда не заставит себя хотя бы просто войти в один из них, да и, откровенно говоря, она бы не хотела иметь такие странные столы на изогнутых львиных лапах вместо ножек и трехстворчатые зеркала. Эпоха Наполеона, поняла Эми. Странно, что злодей из истории мог оказать такое огромное и вредоносное влияние на украшение интерьеров квартир. Без всякого сомнения, у месье Аббу найдется этому свое объяснение.

Когда Эми вернулась с огромным букетом, напряжение уже рассеялось; стали прибывать гости, которых встречали Жеральдин и служанка, специально нанятая на этот вечер, которую за несколько минут до этого Жеральдин инструктировала по поводу домофона. Эми тоже топталась около двери, чувствуя, что ее долг — знакомиться со всеми новыми людьми, которые приходили к Жеральдин. Пришли Тамми и Уэнди, потом Элейн Дитц, которая была на ланче, и позже — Долли Мартин.

Прибыл также господин Осуорси и с ним какая-то женщина, которую он представил как Памелу Венн — очевидно, это была мать Руперта и Поузи. Памела Венн и Жеральдин стразу же почувствовали друг к другу симпатию: одна — такая по-английски сильная, с красивыми седыми волосами и в платье с цветочным узором, которое было немного длинно, другая — искусно подкрашенная, в костюме, сшитом на заказ одной маленькой мастерицей из магазинчика, расположенного за собором Св. Магдалины. Женщины договорились встретиться на этой неделе еще раз за ланчем.

— Но мне так хотелось познакомиться еще и с Поузи и Рупертом! — воскликнула Жеральдин. Осуорси и Памела объяснили, что Руперт приедет в Париж на выходные. Они не упомянули о том, что их беспокоит вопрос, где сейчас находится Поузи, и не сказали, что она должна была приехать вчера и привезти прах Адриана, но в отеле ее сейчас нет, хотя, возможно, она повезла прах вдове Адриана. Выражения лиц обеих женщин говорили о том, насколько им безразличен этот прах. Пам рассказала о злобной мстительности Адриана, проявленной им по отношению к своевольной Поузи, которой он оставил в наследство десять фунтов.