Читать книгу "Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук"

Громыхание кастрюлями затихло, и мы продолжили разговор, а того не заметили, что хозяин стал его невольным слушателем.

Демонстративно откашлявшись, он привлек наше внимание и вошел в гостиную.

– Дорогие мои, не повторяйте наших ошибок. Не расставайтесь ни при каких обстоятельствах. Вон, Александра Викторовна Лаврская, покойная супруга Потанина, царство ей небесное, во все путешествия с ним ездила. И какую светлую память она о себе оставила! А вспомни, Поленька, жен декабристов. В Сибирь, на каторгу, лишившись всех дворянских привилегий, за мужьями ехали. А Пётр Афанасьевич зовет тебя даже не в тайгу, не в горы и уж совсем не на каторгу, а в губернский город, столицу Сибири.

– Притом я нашел там отличную квартиру, – обрадовался я неожиданной поддержке.

Полина надулась. Примеры с Потаниной и декабристками, прозвучавшие из уст ее горячо любимого дяди, поколебали ее решительность.

– Я просто боюсь туда ехать, дядя Саша, – еле слышно прошептала она. – Какое-то чувство подсказывает, что не надо туда ехать.

– Петенька, дорогой, а давай лучше поедем за границу? – огорошила меня жена. – Вон, в «Сибирской жизни» уже напечатали, что сопротивление большевиков в Забайкалье сломлено и восстановлено движение по железной дороге. Мы теперь можем уплыть на пароходе в Америку.

Я не сразу нашел слова для ответа:

– Хорошо. Мы так и сделаем. Только решение о моей отставке принимает Муромский в Омске. Нам все равно придется ехать туда.

Полина ничего не ответила и вышла в свою комнату посмотреть, как спит сын.

Я пожал руку Александру Васильевичу в знак благодарности, а он снова отправился на кухню за подкреплением для мозговой деятельности.

Утром пришел нарочный с письмом от председателя Сибоблдумы Меркушева: спикер просил срочно зайти к нему. Приглашение это меня совсем не обрадовало. Подвергаться лишний раз эсеровской пропаганде мне совсем не импонировало. Но отказаться от визита тоже было нельзя.

Спикер сибирского парламента занимал кабинет директора Университетской библиотеки. Он сидел за столом, заваленным бумагами, с шерстяным шарфом на шее.

– Ангина, – хриплым голосом пояснил Меркушев и сразу перешел к делу: – Муромский отозван из отпуска. Ему надлежит срочно выехать на Дальний Восток для достижения договоренностей с правительствами Дербера и Хорвата… – спикер закашлялся, а потом добавил: – Но имейте в виду, что дума тоже пошлет свою делегацию.

Вечерним поездом председатель Сибоблдумы выезжал до Тайги, где должен пересесть в особый поезд премьера. Он предложил мне ехать вместе с ним.

В дороге наш попутчик совсем расклеился. Даже через купе от него мы слышали пронзительный кашель. Бледный как тень, он дважды или трижды проходил, шатаясь, в туалет. Видимо, его тошнило. И когда вагон прибыл на узловую станцию, на Меркушева было уже страшно смотреть: лицо зеленое, на губах пена.

Поезд Муромского уже пришел. Несмотря на глухую ночь, председатель правительства не спал. Он как раз вышел на перрон провожать делегацию железнодорожников и увидел нас, с баулами и чемоданами перебирающихся через пути.

Пётр Васильевич наскоро распрощался со своими гостями и поспешил к нам на встречу. Принял из рук Полины спящего Петеньку, а солдатам из охраны приказал затащить на платформу наши вещи.

– Полина Викторовна, голубушка, как я рад вас видеть! Вы так похорошели, расцвели, как нежный бутон, – отпустил комплимент Муромский. – Вы приняли правильное решение, что согласились на переезд. Ведь муж и жена – одна сатана. Все радости и невзгоды надо переносить вместе.

Полина ответила ему усталой улыбкой.

Семейство Петра Васильевича благополучно спало. Дежурный офицер переговорил с проводником, и нам открыли свободное купе в премьерском вагоне.

От чая мы отказались и сразу стали готовиться ко сну. А Меркушев вообще переменил свое решение и, сославшись на плохое самочувствие, вернулся в Томск.

– Дядя Петя, а ты знаешь, сколько мы с мамой и папой набрали костяники? – с важным видом спросила меня Зиночка, пятилетняя дочурка Муромского.

– Сколько? – заговорщицки спросил я.

– Вот такое лукошко! – белокурая принцесса во всю длину своих маленьких ручек охватила воздух перед собой.

– Ого! – воскликнул я, подыгрывая ей. – И кто же набрал больше?

Зиночка выпятила вперед губки и произнесла как взрослая дама:

– Какой ты глупый, дядя Петя! Ну, конечно же, мама. Ведь наш папа – большой лентяй. И у него глаза плохо видят.

Юная барышня наверняка разболтала бы еще много семейных секретов, если бы к нам в купе не заглянула ее мама.

Софья Ивановна поздоровалась, извинилась за дочку и вывела ее из купе.

– Тетя Поля, тетя Поля! – выкрикнула маленькая болтушка уже из коридора. – А когда ваш мальчик вырастет, он станет таким же, как я?

Мы с женой переглянулись с улыбкой.

– Дорогая, тебе определенно придется родить еще дочку. Я не мыслю нашей семьи без такого ангела.

Полина сразу посерьезнела и буркнула:

– Пусть закончится война.

В купе постучали. Это был офицер. Он передал распоряжение премьера, чтобы я немедленно явился в штабной вагон.

Муромский, сцепив руки за спиной, нервно ходил по коврам своего кабинета на колесах. Увидев меня, он страшно обрадовался и бросился навстречу, как будто я мог его спасти.

– Пётр Афанасьевич, как славно, что вы пришли! Мне так нужен ваш дельный совет. Так нужен!

Он усадил меня на мягкий диван и начал издалека:

– Мне давеча приснился замечательный сон. Будто бы на меня напали две безобразные цепные собаки. У одной была отсечена часть черепа. Я, однако, не растерялся, схватил собак за цепи у самых ошейников и стравил их между собой. Когда одна загрызла другую, я задушил выжившую.

После такой преамбулы председатель правительства показал мне телеграмму от иркутского консульского корпуса союзников о некорректном выступлении генерала Гришина-Алмазова на банкете в Челябинске. Иностранные консулы протестовали против выходки нашего военного министра.

– А что он такого натворил? – поинтересовался я.

Муромский тяжело вздохнул:

– Да водка всему виной. Выпил лишнего и выдал союзникам всю правду-матку в глаза. Дескать, русские меньше нуждаются в союзниках, чем союзники в нас, а чехословаки – в особенности, ибо им без свежей русской армии никогда не видать собственного государства.

– Возможно, он и прав! Чехи вообще распоясались, ведут себя как в побежденной стране. Делят военную добычу, вмешиваются во внутренние дела, ставят разные ультиматумы. Это я еще в Томске заметил.

Премьер показал мне еще одну телеграмму – от Чехословацкого национального совета в Сибири: «В политике благодарности ждать не приходится. Когда мавр сделал свое дело, он может уйти. Но чехословацкие воины своего дела еще не сделали. Россия нам нужна в наших интересах. Мы пока останемся, несмотря на ваше любезное гостеприимство».